– Папа, – позвал Миклош, оглядываясь, но стараясь не смотреть на раскуроченный труп дяди. – Tatus, – позвал он ещё раз. Отец не приходил. Его присутствие никак не ощущалось. Миклош зажмурился, раскачиваясь вперёд-назад. – Пожалуйста, папочка, – повторил он, чувствуя настоящее отчаяние.
Впервые за долгое время он вдруг понял, что совершенно один. Его дар не работал, он сидел на кухне с изуродованным телом дяди, а за стеной… За стеной было чудовище, и некому его спасти.
Раскачиваясь в углу кухни, Миклош просидел до утра. Остекленевшим взглядом он неотрывно следил за дверью, за тем, как кадавр бьётся в неё, как воет и стенает. Когда забрезжил рассвет, звуки стихли, мальчик перевёл усталый взгляд на тело дяди, и его тут же вырвало. Горечь во рту и запах рвоты чуть отрезвил его. В носу защипало. Миклош неловко поднялся и только теперь почувствовал боль в спине и в лодыжке. Он подвернул ногу, когда поскользнулся в крови Яцека.
Мальчик подошёл к конструкции и прислушался. За дверью всё было тихо. Он скинул на пол стулья, кое-как отодвинул стол и осторожно убрал стул. Чуть подождав, Миклош открыл дверь. Раздутое тело Ирены с явными признаками разложения лежало у входа в кухню. Миклош долго не решался выйти, но, наконец, перешагнул через неё. Рука покойницы тут же схватила его за ногу. Мальчик вздрогнул, затряс ногой и повалился на пол. Глаза кадавра неотрывно смотрели на него, но тело не шевелилось.
– Отпусти! – закричал от отвращения и страха Миклош. – Отпусти, – попросил он слёзно. – Отпусти! Отпусти! Отпусти! – заорал Миклош, как обезумевший.
Он отбивался от руки трупа, пинал его, но тот крепко держал мальчика за ногу. Больше труп ничего не делал, только держал. На мгновение Миклош замер, ища глазами хоть что-то.
«Отпили ей руку, – сказал жёсткий голос в голове. – Она заслужила. Эта старая сука заслужила, чтобы ей отпилили руку…»
Миклош затряс головой. Это не его мысли, это не он думает. Он так никогда… С края разделочного стола торчал кончик ножа. Миклош был потрясён, когда заметил его. Как удобно, нужно только встать… Он дотянется.
– Отпусти, пожалуйста, – задыхаясь от слёз, попросил он. Кадавр был неумолим.
5
Рука была распухшей, пальцы чёрными. Тело Ирены тоже имело серовато-зелёный оттенок, оно стремительно разлагалось и воняло. Но, несмотря на всё это, труп следил за Миклошем. За тем, как он встаёт и берёт нож, как примеряется к запястью и как режет. Несколько раз мальчик чувствовал новые и новые позывы рвоты, но его вывернуло всего раз, и то желчью. В желудке давно ничего не было. Миклош думал, что отрезать руку будет тяжело, но гниющая плоть легко поддавалась. Из носа текло, а глаза щипало от невыносимой вони. Трясущимися руками Миклош отделил кисть от руки, и тут же пальцы трупа отпустили его ногу.
Миклош отполз подальше, всё ещё держа в руках нож. Потом встал, кое-как вымыл руки и лицо в раковине ванной. Пол был затоплен, в ванне всё ещё стояла вода, но мальчика это почти не интересовало. Сильно хотелось есть и пить, однако возвращаться в кухню Миклош не хотел. Он сделал несколько жадных глотков из-под крана, потом пошёл в свою комнату. Отпер замок и вошёл. Немного подумав, Миклош открутил ножом шурупы и снял замок снаружи. Он заперся в комнате и высыпал остатки травы на порог. Дверь подпёр письменным столом. На то, чтобы передвинуть его, ушло минут сорок, но у мальчика даже мысли не возникло, чтобы прекратить.
Миклош включил все лампы, прекрасно осознавая, что ночью они погаснут, достал свечи и спички. Одна свеча уже была зажжена и теперь тихо дымила. Миклош подготовился задолго до заката и с трудом мог дождаться новой кошмарной ночи. Мальчик ужасно устал, он то и дело проваливался в беспокойный поверхностный сон, но потом вздрагивал, вспоминая, что снаружи его поджидает кошмар.
Он сидел и припоминал считалки. Перебирал их в уме и каждый раз сбивался. Затем он услышал, как открылась входная дверь.
«Я не запер дверь», – вдруг понял Миклош.
Он так боялся возвращаться домой, был сбит с толку Иреной, и совсем забыл о входной двери! Мурашки побежали по спине мальчика. И хотя он уже видел труп, видел в самом отвратительном виде, мысль о том, что Гертруда сама пришла за ним, ужасала.
– На златом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, – прошептал Миклош, не отрывая взгляда от двери. – Сапожник, портной, – добавил он. – Кто. Ты. Будешь. Такой?
«Бах!» В дверь с силой ударили. Миклош содрогнулся и всхлипнул. Вытер глаза и дрожащими руками начал зажигать свечи. Он капал воском на пол, чтобы потом с силой прижать к нему основание свечи. Подсвечников не было.
– Миклош, – услышал он голос, который мог принадлежать только его бабке. – Миклош, сынок, открой.
Мальчик замотал головой, будто Гертруда могла его видеть.
– С-сапожник, п-портной, к-кто т-ты буд-дешь т-такой? – повторял он, сильно заикаясь.
– Я твоя бабушка, – сказала Гертруда. – Открой, dzieciaku.