Новая фантастика 2021. Антология № 5

– За меня не переживай, я еще всех вас переживу. О себе думай, о семье. – Алексей Николаевич по-стариковски отмахнулся от сына.

– Есть ли она у меня теперь, семья-то? – Сергей тяжело вздохнул, прошел за отцом на кухню и сел за стол. – Агата со мной почти не разговаривает, плачет все время, смотрит на меня, как на врага. Домой идти неохота.

– За что это она с тобой так? – Алексей Николаевич посмотрел сыну в глаза.

Сергей взвился.

– За что?! Она же тебе пожаловалась уже! Она всем пожаловалась! Мол, я – чудовище, монстр, от дочери хотел избавиться! Да я просто ее от лишних страданий хотел уберечь! Нас уберечь. Смысл всего этого? Девочки этой, если она все равно… – Сергей замолчал на полуслове и отвернулся к стене.

Алексей Николаевич, не ожидавший такой эмоциональной реакции сына на свой вопрос и немного опешивший от этого, примирительно налил Сергею душистый чай и пододвинул тарелку с бутербродами.

– А ты не думал, что Агате это нужно? Страдания эти нужны, что ей нужно пройти все это – от обретения до утраты, от начала до конца? Может, она так с дочерью прощается. А может, все еще наладится. Что же ты Веру уже приговорил?

– Папа, я не вчера конвертором стал. Ты знаешь, сколько я таких видел? Мне несколько секунд достаточно на нее посмотреть, чтобы все понять. – Сергей помолчал, отхлебнул из кружки чай, и продолжил: – Я думаю, Агата уйдет от меня, пап. Как все закончится с Верой, так и уйдет.

– А почему она сейчас не уйдет?

– Чтобы уже точно меня возненавидеть, окончательно и бесповоротно. Чтобы я ей противен стал, омерзителен до тошноты. Вот тогда и уйдет без сомнений и сожалений.

* * *

Медицинская комиссия по оценке жизнеспособности признала Веру Севастьянову не подлежащей реабилитации. Прогресса у ребенка не было, хотя Агата прикладывала для улучшения состояния дочери все возможные усилия: установила жесткий распорядок дня, медсестра сменяла медсестру, один специалист – другого, бесконечные массажи, гидромассажи, нейровитамины, электростимуляция и прочее. Она потратила на это почти все их сбережения. Севастьянов не возражал, знал, время расставит все по своим местам, а если Агате так спокойнее – пусть, деньги для него никогда не были в числе приоритетов, во всяком случае, на родных и друзей он их точно не жалел.

В течение месяца Веру необходимо было передать в Сортировку. Дома и до этого было несладко – чем ближе к комиссии, тем хуже, – но сейчас начался просто ад. Агата умоляла всех, кого знала, о помощи, но ни у кого не было таких связей, чтобы удалить данные Веры из базы учета жизнеспособности или хотя бы отсрочить передачу ребенка. Севастьянов знал, что помочь здесь ничем нельзя, но обещал Агате поговорить с кем-то там, кто, возможно, имеет влияние на что-то там. Опять же – чтобы ей было спокойнее, чтобы потом, после того, как все закончится, Агате не в чем было упрекнуть ни себя, ни его.

Лежа ночью в кровати, Сергей долго не мог заснуть. Он знал, что Агата рядом тоже не спит. Примерно за месяц до комиссии она снова стала спать в их постели, но всегда на расстоянии от него и с краю, как будто прилегла ненадолго вздремнуть на чужую кровать.

– Агата, послезавтра надо увезти Веру. Иначе ее увезут принудительно.

– Знаю.

Севастьянов услышал, как она всхлипнула, и вздохнул: опять плачет.

– Лучше будет, если я сам ее отвезу. Тебе не надо туда ездить.

Агата резко села на кровати:

– Жалеешь меня?! Себя пожалей! Я сама отвезу дочь, понял?! Ты ведь не любишь ее! И не смей говорить мне, что делать, трус!

Она упала на кровать, повернувшись к нему спиной, и заплакала громко, навзрыд. Севастьянов лежал в одной постели с чужой женщиной.

* * *

На следующий день Сергей постарался прийти домой с работы пораньше. Это был последний Верин вечер дома. Севастьянов хотел показать Агате, что ему тоже не все равно, хотя единственным его желанием было, чтобы вся эта изматывающая ситуация с дочерью быстрее закончилась. По дороге домой он хотел купить детский торт и мягкую игрушку для Веры, но потом понял: они не день рождения дочери празднуют, а скорее, обратное, да и праздновать – совсем не то слово. Отказавшись после долгих раздумий также от покупки цветов для Агаты, но прихватив на всякий случай бутылку гранатового вина, которое она любила, Севастьянов направился домой.

В квартире стояла тишина.

– Я дома! – крикнул он, но ответа не последовало.

Поставив бутылку вина на комод в прихожей, Сергей пошел искать Агату с дочкой. «Гуляют, что ли?» – подумал Севастьянов, и в этот момент увидел Агату. Она лежала на спине в детской рядом с кроваткой Веры, ее правая рука была просунута между вертикальными перекладинами боковой стенки кроватки и ладонью вниз лежала на матрасике рядом с Верой. Севастьянов, теперь уже вполне ощутив то, что он только интуитивно почувствовал, войдя в дом, – беду, – подбежал к Агате, приподнял ее и машинально бросил взгляд на кроватку. Верочка тихо лежала и смотрела на него своими большими серыми глазами – она была жива.