От китайской походно-полевой кухни доносились ароматы риса, лапши, свежих овощей и кунжутного масла. Всё это с курочкой, с уточкой, с одетыми в тонкую золотую корочку кубиками свинины… «Макдоналдсы» до Пещёрки покамест не добрались, но если бы вдруг добрались, то, не выдержав конкуренции, закрылись бы самое позднее через месяц.
Бригадир официально именовался контролёром открытого летнего рынка. Именно он обеспечивал торгующих необходимым инвентарём, а главное, взимал с них плату.
— Я, Владимир Сергеевич, за город Пещёрку не отвечаю, так что пошли все на хрен, — с достоинством ответил этот тёртый калач. — Мои вон все обилечены и при торгинвентаре. А на прочих я с прибором…
Рынок, некогда именовавшийся колхозным, являл стандартную картину, растиражированную от Питера до Владивостока. Все лучшие места были забиты китайцами и коммерсантами с гор. Местные садоводы, пришедшие продать клубничку, стояли в длинной очереди за гирями и весами. На своих немаркированных торговать воспрещалось. То есть можно было, конечно, но за отдельную плату.
— Добро, Акентий Петрович, понял. — Козодоев кивнул, оглянулся и сделал быстрый знак увечному Сунгу Лу, мол, иди-ка сюда. «Сюда» означало за будку бригадира. В тенёк. Подальше от любопытных глаз.
— Страствуй, насяльника, страствуй, капитана… — Якобы хромой Сунг Лу подлетел, как на крыльях, молниеносно, отточенным движением вложил деньги в протянутую ладонь участкового. — Вот, восьми посалуйста, на сдоровье.
Он угодливо улыбался, но хитрые, глубоко посаженные глаза таили в карей глубине отчётливое послание иероглифами: «Чтоб ты сдох, мент поганый…»
Да нехай. Если бы хоть часть благопожеланий, сопровождавших козодоевскую карьеру, обрела какую-то материальную силу, его бы и косточек не нашли.
На деньги, перекочевавшие ему в руку, Вован даже не очень смотрел. Ему это не требовалось. Он умел оценить достоинство купюр на ощупь, по особенностям текстуры. Мгновенно выведя итоговую сумму, Козодоев покачал головой и скверно усмехнулся.
— Так, — сказал он будничным тоном. — Ну что, сегодня будем проверять паспортный режим. Давно назрело, очень давно…
«Не с тем связались, желтомордые. Не хотите по-хорошему, будет вам по-плохому…»
— Ты сто, насяльника, ты сто, капитана? — ещё искренней заулыбался понятливый Сунг Лу. — Не надо проверки, не надо ресима…
И ладонь Козодоева отяготила добавка. Очень, очень приятно похрустывающая. Такая, что вопрос насчёт паспортной проверки мигом утратил остроту.
— Вот и молодец, — сменил гнев на милость Козодоев. — Вали давай. Да позови мне сюда Шанга, Лао и Цунга By, а также… ну… как её… эту вашу тётушку Синь…
И всё было бы совсем хорошо, кабы не дурацкая шишка, всё мучительней пульсировавшая на лбу.
Кончив взимать оброк, участковый накатал «телегу» на овощной ларёк, загрязнявший окружающую среду, и с чувством хорошо сделанного дела отправился на обед.
…Нет, читатель. О существовании маленького кафе «Морошка» он по-прежнему не подозревал. Он вошёл в заведение возле автовокзала, которое называлось по-простому: «У остановки». Оно было далеко не рестораном, но Козодоев ещё в первые дни успел его оценить как вполне подходившее для перекуса в середине рабочего дня. Да, вполне подходившее. Хорошо всё-таки, когда квас в окрошке пахнет ржаной хлебной корочкой, скумбрия на срезе что перламутр, а в винегрете и свёкла, и огурцы — явно с местного огорода… К этакой благодати ещё бы да сто пятьдесят, но нельзя — служба. Это всякие там недоумки Звоновы могут квасить у себя в кабинетах. Он, участковый, на виду, на глазах. Полномочный представитель законности. Органов. То бишь самого государства.
А что карман его оттягивают дензнаки, добытые далеко не законным путём, так это никого не касается…
«Да, жить можно и на периферии. Дура Люська…»
Вот только голова продолжала болеть. Как будто в самом деле поезд приложился к ней рикошетом.
Зразы оказались так себе, видно, кто-то забыл, что не хлебом единым жив человек. Кстати, выпечкой заведение тоже отнюдь не блистало. Кекс, который Вован взял себе на десерт, был невкусно-резиновым, словно тоже приехал сюда из самого Питера. Прямо из буфета на Ладожском вокзале.
«Ничего, вечером компенсирую…» — пообещал себе Козодоев и хотел было встать, но боль в голове вдруг приобрела новое качество. Такое, что он пошатнулся и тяжело сел обратно на стул. Ему показалось, будто к шишке в углу лба присосалось незримое щупальце. Присосалось и полезло непосредственно в мозг. Чужое и враждебное, оно по-хозяйски ворочалось в черепе, ища подходы к сознанию.
От ужаса Козодоев едва не заорал во всё горло. Удержало лишь стойкое ощущение, что всё происходившее с ним творилось не наяву. Ну не могло оно! Не имело права!
Между тем белый свет перед глазами начал явственно застилаться мутью. И голоса людей за соседними столиками словно бы отдалились и зазвучали сквозь вату…