Новая имперская история Северной Евразии. Часть II

Я предвещала Вам, что вы получите письмо из какого-нибудь дальнего азиатского угла, — исполняю свое обещание теперь. ... Эти законы [ожидаемые от Уложенной комиссии], о которых уже так много говорят теперь, в конце концов, еще совсем не выработаны. И кто в состоянии ответить теперь, что они окажутся действительно хороши и разумны? В сущности, только потомству, а не нам, будет под силу решить этот вопрос. Вообразите себе только то, прошу вас, что назначение их — служить и Азии, и Европе: а какая существует там разница в климатах, людях, обычаях, — даже в самих идеях!...

Наконец-то я в Азии; я ужасно хотела видеть ее своими собственными глазами. В городе, здесь население состоит из двадцати различных народностей, совсем не похожих друг на друга. А между тем необходимо сшить такое платье, которое оказалось бы пригодно всем.

Общие принципы еще могут найтись; но зато частности? И какие еще частности! Я чуть не сказала: приходится целый мир создавать, объединять, сохранять. Я, конечно, не совладею с этим делом, тем более что и так у меня дела по горло.

Перед отъездом из Казани она подвела итоги своего путешествия в письме другому корреспонденту:

Эта империя совсем особенная, и только здесь можно видеть, что значит огромное предприятие относительно наших законов, и как нынешнее законодательство мало сообразно с состоянием империи вообще.

7.15. Социальная инженерия Российской империи как развитие политической теории просветителей

Уложенная комиссия не сумела оправдать ожиданий, возлагавшихся на нее теорией, «общие принципы», изложенные Екатериной в «Большом наказе», не смогли упорядочить множественные «частности», представляемые отдельными депутатами. Однако она не отказалась от амбициозного намерения осуществить новый российский имперский проект — «целый мир создавать, объединять, сохранять». Более прагматичный правитель (придерживающийся принципа Realpolitik) объяснил бы провал Уложенной Комиссии отвлеченным характером политической теории Просвещения — но доверие Екатерины к этой теории было так велико, что она сделала выводы из неудачного опыта в полном соответствии с социологией Монтескье. После вынужденного перерыва, вызванного острым военно-политическим кризисом 1768−1774 гг., Екатерина возвращается к «социальной инженерии» нового имперского общества, и предпринятые ею последовательные законодательные меры позволяют довольно уверенно реконструировать ее логику.

7 ноября 1775 г. было принято «Учреждение для управления губерний Всероссийской империи» — детальный план единого административного устройства империи. Территория страны делилась на наместничества (позже их число доведут до 50 и переименуют в губернии) с населением 600−800 тысяч человек каждое. Наместничество делилось на 10-12 уездов, в среднем по 50 тысяч человек. Это административное деление решительно перекраивало карту устойчивых «исторических земель». Екатерина стремилась

для избежания медлительности от пространства земли и мно­жества дел происходящей … дать каждой губер­нии величину умеренную, дабы правительства безоста­новочно успевали в своей должности.