Новая имперская история Северной Евразии. Часть II

В полном соответствии с этой рекомендацией, Екатерина II (вслед за своими предшественниками) старалась поддерживать status quo в соседней стране, пресекая слабые попытки формирования современной государственности — благо, всегда было достаточно недовольных представителей шляхты, готовых торпедировать любое посягательство государства на «независимость каждого отдельного лица». Еще в 1733 г., перед открытием избирательного сейма, призванного выбрать нового короля, специальный конвокационный сейм выработал новые требования к кандидату: им мог быть только уроженец Речи Посполитой, католик, не имеющий своего войска и наследственной державы. Этот шаг в направлении «нормализации монархии» не устраивал Россию и других соседей Польско-Литовского содружества — причем не «в принципе», а потому, что отдавал предпочтение конкретным неугодным претендентам. Как всегда, нашлась партия делегатов, которая не согласилась с реформой и при поддержке соседних держав сорвала ее. В 1764 г. король Станислав Август попробовал реформировать законодательство, в частности, отменив древний принцип «liberum veto» (позволявший любому депутату сейма заблокировать любое решение), который в предшествующие десятилетия практически парализовал все попытки создания современной государственной машины. Однако реформы натолкнулись на противодействие Российской империи, которая выступила в роли гаранта политических устоев Речи Посполитой — причем в версии XVI в., игнорируя культурно-политические изменения предшествующего столетия (контрреформацию, полонизацию, превращение католичества в государственную религию). Инструкции главы российской внешней политики Никиты Панина и самой Екатерины II князю Репнину содержали нехитрый политический план: восстановление права провозглашать liberum veto и образовывать конфедерации должно было сохранить состояние политической анархии в Польско-Литовском государстве. Для того чтобы сохранить влияние России в этой ситуации «системной анархии», необходимо было заставить сейм признать равные права всех конфессий (как это было в XVI веке) и ввести квоты для представительства протестантов и православных. Предполагалось, что эти «диссиденты» («инакомыслящие» по отношению к католическому большинству) окажутся проводниками российского влияния.

Помимо прагматической логики Realpolitik Екатерина II продемонстрировала в «польском вопросе» приверженность принципу сохранения «исторического уклада»: как мы видели, в середине 1760-х гг. ее рациональный проект империи еще основывался на идее компромисса «естественных прав» и обычаев с нормами единого государственно-правового пространства. Проблема была в том, что при этом складывалась «имперская ситуация», лишь отчасти отражаемая социальными и политическими институтами империи. Реальное разнообразие и существующие на разных уровнях противоречия не исчезали, будучи включенными в рациональную систему империи, а создавали странную многомерную реальность. В этой реальности нет ничего однозначного, кажущийся кратчайшим путь к ясной цели приводит к неожиданным и обычно нежелательным результатам. Расчет опереться на «естественные права» провалился одновременно во внутренней политике (Уложенная комиссия) и в политике по отношению к соседней стране, проводившейся в той же логике.

7.17. Имперская власть и вызовы самоорганизации исторических акторов

Включив Речь Посполитую в сферу и логику «домашней» имперской политики и полностью игнорируя ее как самостоятельного внешнеполитического партнера, Екатерина II спровоцировала череду колоссальных политических потрясений. Они привели в середине 1770-х гг. к пересмотру первоначальной стратегии построения современной империи, но также обозначили пределы самой возможности изменять социально-политическую реальность в соответствии с намеченным планом. Оказалось, что даже обладающий почти безграничными ресурсами самодержец-реформатор не может полностью преодолеть «сопротивление материала»: с одной стороны, ограничением служат внешнеполитические обстоятельства, с другой — проводимые преобразования вызывают непредвиденные последствия, способные изменить смысл реформ.