«Новая» хронология Русско-Японской войны 1904–1905 годов

В эту последнюю среду русского июля (у всех остальных наций уже шёл август) происходило то, что не происходило уже 51 год, не произойдёт ещё 117, лет, и, я уверен, больше не произойдёт никогда- флот Русский выходил на битву с врагом. Причём не с многократно слабейшим, как эскадра Осман-паши в Синопе, а с сильнейшим себя противником. Японцы не досчитывались двух эскадренных броненосцев, русские- одного броненосца ("Петропавловск") и броненосного крейсера "Баян", накануне подорвавшегося на мине. Четыре русских броненосца были только что из ремонта, "Ретвизан" имел наспех залатанную пробоину от 120-мм снаряда, "Севастополь" и "Полтава" не давали ход больше 12 узлов. На "Севастополе" после последнего подрыва на мине бездействовало одно 305- мм орудие в носовой башне.

Адмирал Того имел 8 броненосных крейсеров, способных с успехом заменить броненосец и делающие японскую линию гораздо сильнее русской. Преимущество японцев в эскадренной скорости ставило эскадру Витгефта в совершенно безнадёжное положение.

Более мнительный командующий просто снял бы артиллерию, вооружил винтовками команды, затопил бы свои корабли и сделался героем, а со временем- и национальным героем. Это если бы он не был, как уверял, флотоводцем. Но Вильгельм Карлович Витгефт посчитал, что лучше- сражение.

Генеральное сражение с флотом адм. Того..ю

В.Семёнов пишет в "Расплате" :

"С какими чувствами встретили на эскадре зарю 28 июля, – не знаю и не берусь догадываться, так как за последние дни суда почти не имели сообщения между собою. Что касается настроения, господствовавшего собственно на "Диане", – затрудняюсь точно его формулировать. Не было ни того задора, который характеризовал собою кратковременный "Макаровский" период, ни жажды мести, охватившей всех в первый момент после гибели "Петропавловска", ни азарта, вызванного опьянением негаданной удачей 2 мая, ни радостной решимости, с которой 10 июня был встречен сигнал о выходе в море, – все это уж было однажды пережито и хотя оставило в душе каждого глубокий след – повториться не могло… Эти хорошо обстрелянные люди, десятки раз видевшие смерть лицом к лицу, готовились к бою, как к тяжелой, ответственной работе.

"Итак, решено: завтра утром идем в море. Смертный бой. Благослови, Господи! – О себе, кажется, мало думают. Надо послужить."

На то, что в этот раз адм. Витгефт возвращаться не собирался, указывает и скорость сборов, и секретность, и то, что Алексеев был извещён не заранее, а уже после выхода эскадры на внешний рейд (последний миноносец "Решительный" отправился в Чифу- передать телеграмму^{7} и сдаться китайским властям), и скорое протраливание рейда, и то, что на внешнем рейде эскадра была уже в 8.15, а в 10.30 на мачтах "Цесаревича" взвился сигнал: "Флот извещается, что государь император повелел идти во Владивосток" и флагман повёл эскадру курсом 128!

Более конкретных задач Витгефт не поставил. Он не стал менять свои демократические убеждения даже в канун выхода. Лично ему ясно было одно- что смерть близка, а когда это так ясно чувствуешь, остальное отступает. Даже если бы каким-то чудом Вильгельм Карлович с тем, что осталось бы от 1-й тихоокеанской эскадры, появился во Владивостоке, Алексеев сразу же арестовал бы его и упёк под суд- за 23 июня, а там уж посыпались бы все чужие грехи: Старка, Макарова, самого Алексеева. Нет уж, смерть, смерть была единственным выходом.

"Ретвизану", хлебнувшему два дня назад 400 тонн воды, было разрешено вернуться в Порт-Артур, если состояние броненосца не позволит следовать вместе со всеми. Инструкций на бой дано не было, порядок передачи командования в случае гибели флагмана не оговаривался.