А на другом конце Российской империи произошёл такой вот разговор:
– Ф.П. Рерберг "Записки участника русско-японской войны".
Да, "приказ" этот- наглядный образец
куропаткинского слога и мышления. 75 Кб, 590 слов, из которых только одно "наступление". И то, не "наступление", а "переход в наступление". И не потому, что приказывает командующий армией, а потому, что то ли "пришло время", то ли такова воля государя императора. Целью наступления является то ли "победа", то ли выручка Порт-Артура, то ли заставление японцев повиноваться русской воле. Характерно и отсутствие упоминания о Главнокомандующем, чья воля этот раз совпала с волей автора этого приказа.И- единственного автора идеи наступления с рубежа р. Шахэ. То есть, едва ли в армиях всего мира, пусть даже в какой-нибудь абиссинской или уругвайской армии, сыскался генерал, решившийся бы начать это наступление, будь он на месте Куропаткина. "Против" было всё- начиная от стратегической и политической обстановки, сложившейся на театре, до отсутствия данных о противнике и местности, в которой предстояло наступать. Мотив "выручки братьев в Порт-Артуре" был не более, чем мечтой- настолько высокой, насколько запоздалой. В любом случае вначале нужно было вернуть Ляоян, о котором в приказе даже не упоминалось, и который японцы успели укрепить. Любой военный гений, любой Суворов или Наполеон, наступай он в этих условиях, быстро бы перестал считаться гением.
Но Алексей Николаевич Куропаткин