Новая раса (том 1)

— Верите, всего одна мысль кружилась в мыслях — как они нашли её? — я поднял взгляд Олику. На ней лица не было, она слушала меня, зажав рот ладонью, с расширенными от ужаса и мокрыми от слёз глазами. — Может не нужно дальше, Ваше Величество?

— Нет-нет, маркиз, продолжайте, прошу вас. Вам нужно выговориться, — возразила новая королева Вивьера с сочувствием.

— Как пожелаете, — пожал я плечами и продолжил: — Хотя, как позже выяснилось, с момента расставания прошло всего несколько лет, я с трудом узнал свою любимую. Казалось, супруга постарела лет на двадцать. Впрочем, я и сам за эти годы превратился в немощного старика.

Палач, грубо приподнял за волосы упавшую на колени княжну и от души хлестнул её по щеке. Та сжала губы, стараясь стойко снести боль и унижение, но не выдержала, зарыдала.

— Ты за это жестоко заплатишь, сволочь! — яростно захрипел я.

Тюремщик слащаво улыбнулся, затем стал медленно развязывать подпоясывающую штаны верёвку и приговаривать:

— Потерпи, милая, сейчас начнётся потеха.

Эйфорида отрицательно замотала головой и, перебирая босыми ногами по полу и обливаясь слезами, затравлено попятилась.

— Не трогай её, ублюдок! Не смей даже прикасаться к ней, урод! Нет! Стой! Передай королю, что я всё скажу, всё подпишу, всё отдам! Лично, ты станешь баснословно богат! — заорал я и, действительно, был готов сдаться.

Но заманчивые посулы, равно как и страшные угрозы с проклятьями из уст узника, истязатель игнорировал…

— Я рвал мышцы и сухожилия, бился в конвульсиях, пускал пену изо рта, умолял и проклинал, а они лишь смеялись мне в лицо и демонстративно грубо, словно взбесившиеся животные, насиловали её, — неподвижно уставившись в одну точку, вспоминал я дальше.

— Они? — сглотнув застрявший в горле ком, тихонько спросила Олика. — Так этих похотливых скотов было несколько?

— Несколько? — горько усмехнулся я. — Их было несколько сотен, Ваше Величество! Триста двадцать шесть, если быть совсем уж точным: пятьдесят пять стражников, двести семьдесят убийц, воров и прочего отребья из соседних клеток. Тех, которых потом выпустил на волю паршивый монарх. Мерзавец, который тоже принимал участие и стал первым, кто обесчестил мою жену. Самое обидное, что княжна сама явилась в столицу и подписала все необходимые документы для того, чтобы двору отошли деньги и сокровища нашей семьи, что доселе хранились в недосягаемом банке гномов. Глупенькая надеялась, таким образом, выкупить мою свободу. Думала, что Констаф проявит милосердие. Но лживой твари на троне этого оказалось мало! Помимо материальных ценностей он запросил от Эйфориды пять ночей женской ласки. Даже не представляю, каких усилий это стоило бедняжке. Но ради меня любимая переборола собственное отвращение и согласилась. Потом, конечно же, сюзерен жестоко обманул обесчещенную княжну, и её притащили в клетку…

— Вот же мразь! Подлец! Ненавижу! — Олика сжала от негодования кулаки.

— И потому, Ваше Величество, прошу, поймите меня правильно и впредь не останавливайте, если я встречу обидчиков моей милой Эйф.

— Х..хорошо, милорд, — сглотнув горький ком, кивнула та. — Я даю вам право на казнь этих грязных свиней без суда и следствия.

— Моя королева, вы только не подумайте, будто я вконец обезумел от утраты. Точно так же, как и вы, считаю, что людская жизнь — бесценна. Однако даже смертная казнь для этих бесчеловечных существ — слишком малое наказание. Знаете, они ведь не просто влезали на «шлюху благородных кровей», а непременно желали проделывать это на глазах её супруга. Они получали наслаждение от чужого унижения. Веки мне предварительно срезали, дабы не смог зажмуриться. Но им незачем этого было делать. Я и так глядел во все очи. Чтобы всех до единого запомнить! Чтобы каждому потом отомстить!

Найдёнова Липа

Во взоре Нэллиса блеснуло столько гнева, что даже мне стало не по себе.

— А ещё они непременно желали, чтобы княжна стонала и кричала от наслаждения. Эйфорида, естественно, противилась. Тогда её изуверски наказывали, и она стонала и кричала, только не от удовольствия, конечно, а от нестерпимой боли, — продолжал маркиз, вновь перейдя со мной на ты: — И знаешь, Олика, я бы, наверное, всё простил, если бы она осталась жива.

— А… как… умерла… ваша Эйф? — с трудом выговаривая слова, поинтересовалась я.

— Да точно никто и не заметил, как и когда. На третьи сутки беспрерывного истязания, когда у неё не осталось сил даже на то, чтобы изредка постанывать, очередной сползший с княжны насильник, посетовал на то, дескать, потаскуха, была чересчур холодна с ним. А когда пригляделся повнимательней, обнаружил, что та уж давно и не дышит.

— Кошмар какой! — вздрогнула я. — Искренне вам соболезную.

Мужчина слегка кивнул, принимая моё сочувствие.

Мне стало невыносимо стыдно за всё те грубости, что наговорила этому человеку ранее.

— А что было потом? — спросила я. Тут же мысленно выругала себя за неуместное любопытство и извинилась перед страдальцем: — Ах, прошу прощения за бестактность, понимаю, как вам неприятно возвращаться в тот роковой день.