Новая сила

– Иначе говоря, были обычными соглядатаями. – недобро ухмыльнулся фон Зеггерс. Пруссак после стоянки в Загорищенской выполнял обязанности старшего офицера «Баргузина» – прежний старший офицер, декк-лейтенант Суконников имел неосторожность сломать ногу, и был оставлен на излечении. – Удивляюсь вашей беспечности, герр Смольски: сами зазвали к себе шпионов враждебной державы – а теперь гадаете: почему это они колошматят вас, почём зря?

Алекс совсем, было, собрался ответить на это бесцеремонное и насквозь невежливое заявление пруссака, как на пороге возник вестовой. Он откозырял и протянул командиру сложенный вдвое листок бумаги.

– Так что от вахтенного офицера, господин лейтенант! Велели лично вам в собственные руки!

Алекс сделал знак подождать (матрос дисциплинированно шагнул назад и вытянулся во фрунт) пробежал глазами записку – и неожиданно рассмеялся.

– Вы не поверите, господа, но у нас на борту – зайцы! Вахтенный докладывает, что такелаж-боцман выловил двоих мальчишек – они с самого нашего отлёта прятались где-то в закоулках между газовыми ёмкостями. И что прикажете теперь с ними делать?

Профессор от удивления уронил вилку. Елена громко ахнула.

– Это же дети! Они, наверное, голодны или больны! Пойдёмте скорее…

И встала, со стуком отодвинув от себя стул. Судовой врач, которому была адресована её последняя реплика – невысокий мужчина в старомодном пенсне и с вечно растрёпанной шевелюрой, – суетливо вскочил, вытирая губы салфеткой. Похоже, возражать Елене у него и в мыслях не было.

– Мы с Петром Васильевичем будем в медчасти. А вы… – она смерила Алекса сердитым взглядом, – а вы извольте распорядиться, чтобы детишек как можно скорее отвели туда же! А то знаю я этого вашего… боцмана!

III

Теллус

Неизвестно где.

Шаг, ещё шаг. Пока движения даются ей легко, но если сделать ещё пару шагов, воздух вокруг загустеет, превратится в вязкую смолу – и так будет продолжаться с каждым преодолённым дюймом. Четвёртый шаг уже потребует уже полного напряжения; пятый же ей совершить не дадут: упругая незримая субстанция скуёт все движения, кроме одного – назад, пятясь, подобно речному раку. Большому такому, серо-зелёному, с кольчатым панцирем и непрерывно шевелящимися длиннущими усами.

Что дальше, за непроходимой границей – не видно. Сплошная бесцветная муть, белёсый туман, в котором тонет взгляд, и нет никакой возможности определить, стена там или бесконечное пространство. Лучше бы стена – по ней можно стучать в отчаянии кулаками, а то и разбить с разбегу голову….

Но стены там нет: любые звуки пропадают, уходят в какую-то дурную бесконечность, не порождающую даже отдалённого эха. Да и есть ли вообще звуки? Она срывала голосовые связки в воплях, которые в обычных обстоятельствах стали был оглушительными, но – не слышала ничего. Мертвенная, вязкая тишина и столь же вязкое нечто, её заполняющее – словно в ночном кошмаре, когда изо всех сил бежишь, оставаясь на месте, или кричишь, надсаживая голосовые связки, но не можешь издать даже самого слабого стона.

Может, она, и правда, во сне? Но нет: следы от яростных щипков, которыми она награждала себя в тщетных попытках проснуться, до сих пор отзываются болью.

Значит, всё же не сон. Вот и ножны на поясе пусты – хозяева узилища, кто бы они ни были, не забыли предварительно её разоружить. А это уже больше похоже на реальность – которая, судя по всему, страшнее самого скверного кошмара…

Итак, комната, куда её поместили (или, вернее будет сказать «камера»?) – овальной или круглой формы, шагов восьми в поперечнике. Дальше вязкое ничто не пускает. Как она сюда попала, когда? Память отказывала. Последнее, что она могла вспомнить…

…она сблизилась с кораблём къяррэ и заложила вираж, огибая её снизу. Пара «виверн» (каким-то чудом они сумели её догнать) бесполезно плюнули сверкающими струйками живой ртути и пристроились за её «стрекозой» ведомыми. Какое-то время они уклонялись от протуберанцев, извергнутых кораблём къяррэ, три, четыре, пять подряд! Потом везенье кончилось. Боковым зрением видела, как обе «виверны» зацепили багровые струи – одна чуть-чуть, самым кончиком маховой перепонки, другая – влетела в струю всем корпусом – и обе почти мгновенно расплылись облачками кровавой пыли. Секундой позже настала и её очередь: прямо по курсу возникло ниоткуда красное облачко, и не хватило доли секунды, чтобы вывернуть юркий инсект. Мгновенный предсмертный ужас – вот сейчас, сначала инсект, а потом она сама, начиная с кончиков пальцев, истает багровой пылью…

Но нет: дело ограничилось тем, что и сама и «стрекоза», словно муха в каплю смолы, влипли в такое же вязкое ничто, какое заполняет сейчас её камеру – и были притянуты к кораблю. Она пыталась сопротивляться, выхватила нож – и была обездвижена. Потом – провал и последующее пробуждение от беспамятства. Уже здесь, в коконе вязкой пустоты.