Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

Провозглашение Декларации прав и первое сочувственное слово о евреях в Национальном собрании вызвали радостное волнение среди еврейских деятелей. Теперь они могли смелее присту­пить к той политике внепарламентского воздействия, путем пети­ций и депутаций, которую они себе раньше наметили. 26 августа Национальному собранию был представлен адрес парижских ев­реев, подписанный представителями сефардской общины. Восхи­щаясь «великими актами справедливости», исходящими от Национального собрания, и выражая надежду, что эти акты отразятся и на судьбе еврейского населения, авторы петиции просят, чтобы собрание в своих декретах особо упомянуло (faire ипе mention particuliere) о еврейском народе и «освятило его гражданские права, дабы на этот счет не было никаких сомнений и дабы долгий гнет не служил для иных оправданием дальнейшего угнетения». Спустя не­сколько дней такой же адрес поступил от тех «соединенных еврей­ских депутаций» Эльзаса и Лотарингии, которые при созыве Ге­неральных Штатов предполагали ограничиться только скромны­ми пожеланиями о смягчении участи евреев. Теперь они загово­рили смелее. Революция, писали они в своем адресе, провозгласи­ла права человека и гражданина; неужели же мы, евреи, одни бу­дем исключены из этого акта? Мы до сих пор еще гонимы, и даже в последнее время, «когда народная ярость искала жертв», она об­ратилась против нас, ибо народ верит и будет верить, что еврей стоит вне закона, пока торжественным декретом не будет провоз­глашено его равноправие. Характерное разногласие бросается в глаза в этих двух адресах, из которых один исходил от привилеги­рованных столичных евреев, а другой — от еврейских масс «чер­ты оседлости». Парижане, требуя равноправия, выражают готов­ность «ради общественного блага и нашей собственной пользы, отказаться от данной нам привилегии — иметь своих особых начальников, избираемых из нашей среды и назначаемых прави­тельством», т.е. отказываются от отдельного общинного само­управления. Эльзасцы же в своем адресе настоятельно просят «сохранить нашу синагогу (общину), наших раввинов, наших синдиков» и оставить неприкосновенным то общинное само­управление, без которого внутренние дела евреев придут в рас­стройство. Так оторванные от народа столичные верхи, в од­ном чаянии равноправия, уже отрекались от своей культурной автономии, между тем как сплошные массы еврейства не пред­лагали никаких унизительных уступок в благодарность за рав­ноправие... В заседании 3 сентября эти и некоторые другие ев­рейские петиции были доложены Национальному собранию. Грегуар потребовал слова для защиты этих петиций, но заня­тое очередными делами собрание решило передать их на рас­смотрение в особую комиссию.

Между тем из городов Эльзаса и Лотарингии продолжали до­носиться жалобы еврейских семейств, разоренных во время аграр­ного движения. Погромная эпидемия еще не утихла; в некоторых местах восставшие срывали крыши с еврейских домов, стреляли в синагоги, угрожали избиением людей. 28 сентября депутаты Гре­гуар и Клермон-Тоннер потребовали от Национального собрания перерыва в занятиях для немедленного вотирования мер против погромов. «Приближается еврейский праздник искупления (Йом-Кипур), — говорил Клермон, — а собрания в синагогах ос­таются беззащитными против народной ярости; место молитвы ев­реев может сделаться их кладбищем». Оба депутата требовали не­медленного воздействия на эльзасскую администрацию. Собрание, выразив свое возмущение против совершенных в Эльзасе жестокос­тей, поручило своему председателю тотчас написать циркуляр к мес­тным властям о принятии чрезвычайных мер к защите евреев, а так­же просить короля поддержать это требование «всей силой своего авторитета».