Еврейский вопрос стал на очередь в Национальном собрании в заседании 21 декабря 1789 г., когда обсуждались условия «активного гражданства», то есть права избирать и быть избираемым на административные и муниципальные должности. Либералы внесли предложение о распространении активного гражданства на некатоликов, главным образом протестантов. Встревоженные консерваторы, желая испортить проект, потребовали, чтобы рядом был поставлен вопрос об избирательном праве лиц низких профессий — комедиантов и палачей. Тогда либеральный депутат Клермон-Тоннер внес следующую общую формулу: «Национальное собрание решает, что никакой активный гражданин, удовлетворяющий условиям избираемости, не может быть ни исключаем из списка избираемых, ни лишаем права занимать общественные должности из-за своей профессии или своего вероисповедания». Поднялся вопрос о применении предложенного закона к евреям. Эльзасский депутат Ревбель (Reubeil), ярый юдофоб, сказал: «Я думаю о евреях так, как сами они о себе думают: они себя не считают гражданами. В этом именно смысле я допускаю формулу Клермона, ибо, употребив выражение «активный гражданин», он тем самым исключает евреев из предлагаемого им закона». На это задорное замечание Клермон ответил, что он причисляет и евреев, удовлетворяющих формальным условиям закона, к разряду активных граждан. В собрании поднялся шум, разгорелись страсти, и пришлось отложить прения до следующего заседания.
На другой день стало ясно, что собрание мало интересуется и вопросом о протестантах, положительное разрешение которого было обеспечено, и грубым курьезом о комедиантах и палачах и что все его внимание сосредоточено на споре о политических правах евреев. Этот вопрос был пробным камнем для обеих партий: либеральной и реакционной. В день 23 декабря зал Национального собрания огласился такими горячими прениями, которые были в редкость даже в этом бурном парламенте. Клермон-Тоннер, выступив с мотивированной речью в защиту своего предложения, посвятил значительную часть ее евреям. «Вы, — говорил он, — уже успели высказаться, заявив в Декларации прав, что никто не должен подвергаться стеснениям даже из-за своих религиозных убеждений. Но не значит ли существенно стеснять граждан, когда желают лишить их самого драгоценного права (избирательного) вследствие их убеждений? Закон не может посягать на исповедание человека, не имеет никакой власти над его душою; закон имеет власть лишь над действиями человека и должен им покровительствовать, если только они не вредны обществу. Бог хотел, чтобы люди сходились в общих нравственных истинах, и позволил нам создавать законы нравственные; но законы догматические и область совести Он предоставил самому себе. Оставьте же совесть свободною! Пусть то или другое направление чувства и мысли к небу не считается преступлением, за которое общество должно карать лишением социальных прав! В противном случае установите национальную религию, вооружите ее мечом и разорвите вашу Декларацию прав!.. Всякое вероисповедание должно представлять только одно удостоверение: доказательство своей моральной доброкачественности.
Если бы нашлась такая религия, которая предписывала бы воровство и поджог, то ее последователям нужно было отказать не только в избирательном праве, но их следовало бы просто изгнать. Этого, конечно, нельзя сказать о иудаизме. Евреям делают множество упреков. Из этих упреков самые важные несправедливы, другие относятся только к проступкам. Говорят, евреи занимаются ростовщичеством... Но люди, все достояние которых составляют только деньги, могут жить не иначе, как пуская в оборот эти деньги, а вы ведь всегда препятствовали им владеть чем-либо иным... Евреям, как нации, следует отказывать во всем, но евреям, как людям, следует все предоставлять. Необходимо, чтобы они были гражданами. Говорят, будто они сами не желают быть гражданами; пусть они это скажут — и их изгонят, ибо не может быть нации в нации... Но в своем прошении они требуют, чтобы на них смотрели именно как на граждан. Закон обязан признать за ними это звание, в котором только предрассудок мог им отказать».