Во время заседаний франкфуртского собора реформистов берлинское «Товарищество реформ» послало туда делегацию с предложением объединиться для совместной деятельности по программе, которая должна быть выработана особым «синодом» из духовных лиц и мирян, избранных общинами. Собор обещал свою поддержку берлинскому предприятию, но обещание не имело никакой ценности в тот момент, когда сам собор раздирался спорами о существенных вопросах реформы. Берлинские «практики» махнули рукой на франкфуртских теоретиков и, не дожидаясь намеченного «синода», приступили прямо к делу. Они переименовали свое «Товарищество реформ» в «Берлинскую реформированную общину» (Reformgemeinde), которая должна выделиться из состава старой общины. Около двух тысяч членов записалось в новую общину, и в осейние праздники 1845 г. открылось богослужение во временной реформированной синагоге. Здесь сразу были введены все реформы, о которых богословы еще препирались. Молитвы читались на немецком языке, за исключением библейской «Schema Israel»; Тора читалась по-еврейски с немецким переводом. Молились с обнаженными головами, «по обычаю Запада»; чтение кантора сопровождалось пением мужского и женского хора и звуками органа. Все молитвы о возвращении в Иерусалим были исключены из богослужения; элегии о падении Иудейского государства и о рассеянии евреев среди народов были заменены гимнами благодарности за высокую религиозную миссию, выпавшую на долю последователей иудейства; догма мессианства излагалась в молитвах в духе пророчеств о слиянии всех народов в одну общечеловеческую семью. Кроме торжественного богослужения по субботам было введено богослужение по воскресным дням, которые для многих членов новой общины были фактически днями отдыха, — нововведение, чрезвычайно смелое для того времени, казавшееся умеренным реформистам «шагом к христианству» (Иост).
Центральным пунктом богослужения в реформированной синагоге сделалась проповедь на немецком языке. На первых порах проповеди читались различными духовными и светскими ораторами, местными или приезжими (Гейгер, Штерн, Филиппсон, Гольдгейм), а в 1847 г. постоянным проповедником реформированной общины был избран радикал Гольдгейм, переселившийся для этого из Мекленбурга в Берлин. Проповеди Гольдгейма отличались богатством содержания, но были нескладны по форме, так как выходец из Польши плохо владел немецким языком. Проповедник старой общины Михаил Закс охарактеризовал красноречие своего соперника-реформиста едким замечанием: «В проповедях Гольдгейма нет ничего еврейского, кроме их немецкого языка». Действительно, в изготовленной мастерами реформы амальгаме двух культур еврейский элемент был совершенно затерт немецким. Религиозная реформа в ее светском берлинском издании не была ответом на тот трогательный призыв к примирению иудаизма с современностью, который ей предшествовал. Это было полное подчинение иудаизма нуждам и удобствам момента, подчинение религии целям онемечения и гражданской эмансипации. Люди, стоявшие «между гробами предков и колыбелями детей», оказались хорошими могильщиками старого, но плохими строителями нового. То были то ri t иг i в национальном смысле, и произведенная ими реформа, оторванная от исторических корней, оказалась мертворожденною, лишенною жизненных соков.
§ 14. Немецко-еврейская литература и «наука иудаизма»
Дух свободного исследования, обычный спутник реформации, привел к результатам более положительным, чем сама реформация. Потребность обновления иудаизма делала необходимым познание его исторического развития, изучение истории еврейского народа. Потребность самопознания коренилась вообще в том стремлении примирить еврейскую культуру с европейскою, которое пробудилось в лучших умах той эпохи. Так возникло в германском еврействе научно-литературное движение, имевшее все признаки ренессанса. После омертвения раввинской науки, с одной стороны, и литературной пустоты эпохи «первой эмансипации» — с другой, впервые выступает фаланга писателей, вооруженных европейским знанием, и принимается критически разрабатывать духовное наследие еврейства, хотя и пишут свои произведения не на еврейском, а на немецком языке. Возникает «наука иудаизма» (Wissenschaft des Judentums), которой еще предстоит превратиться в более широкую науку о еврействе, о еврейском народе.