В то время как местные власти так просто расправлялись с «еврейской революцией», центральное правительство пыталось ослабить ее некоторым смягчением еврейского бесправия. Правительство Столыпина обещало «безотлагательно рассмотреть, какие ограничения, как вселяющие раздражение и явно отжившие, могут быть отменены немедленно и какие, касающиеся существа отношений еврейской народности к коренному населению, являются делом народной совести и должны быть переданы в законодательные учреждения» (циркуляр 24 августа 1906 г.). Но царь отказался утвердить это решение Совета Министров. Напрасно Столыпин убеждал Николая II в необходимости некоторых уступок в еврейском вопросе с целью «успокоить нереволюционную часть еврейства», напрасно указывал на неудобство создавшегося положения, при котором «общество и еврейство» будут вправе говорить: «Совет Министров единогласно высказался за отмену некоторых ограничений, но государь пожелал сохранить их». Царственный тупоумец, ведший Россию к гибели, не соглашался на уступки. Молва гласила, будто он ответил: «Пока я царствую, не бывать в России равноправию евреев». Николай II всецело находился тогда под влиянием так называемого «второго правительства» придворных реакционных сановников, которые опирались на «Союз русского народа». Этот союз, занимавшийся специально устройством еврейских погромов, был скоро признан в царской грамоте «опорою трона».
Осталась еще надежда на новую Думу, которая должна была собраться в феврале 1907 года. Выборная кампания везде велась под давлением администрации и ее черных «союзников», стращавших евреев погромами в случае успеха еврейских кандидатов. Состав второй Думы получился ненормальный: усилились два крайних фланга — правый и левый, реакционеров и социалистов, а конституционно-демократический центр ослабел. От евреев прошли в Думу только три депутата, люди малоизвестные, так как депутаты первой Думы, привлеченные к суду за «Выборгское воззвание», не могли выставить свои кандидатуры. Вся деятельность нового парламента протекала в бесплодной борьбе левого и правого его крыльев. Еврейским вопросом занимались только в «Комиссии о свободе совести». Правительство внесло законопроект об отмене всех вероисповедных ограничений, «кроме еврейских», а комиссия постановила исключить это изъятие для евреев и таким образом провести еврейское равноправие под флагом свободы совести. Но и тут надежда не оправдалась: вторая Дума скоро была распущена под предлогом раскрытого заговора ее социал-демократической фракции. Совершился государственный переворот 3 (16) июня 1907 года: прежний избирательный закон, дававший возможность представительства демократическим элементам и угнетенным нациям, был изменен так, чтобы в Государственной Думе было обеспечено консервативное большинство из дворян и духовенства. Началась эпоха новой реакции, направленной против всех завоеваний революции.
ГЛАВА III. ЕВРЕЙСКИЙ МИР В НАЧАЛЕ XX ВЕКА ДО МИРОВОЙ ВОЙНЫ
§ 45 Германия (1901-1914)
В то время как в России юдофобия усиливалась в борьбе ожесточившегося царизма с освободительным движением, в Германии замечалась убыль воинствующего антисемитизма. В последние два десятилетия XIX века западный антисемитизм пережил свою бурную юность, а в начале нового века вступил в полосу степенной зрелости. Уличный антисемитизм уже мало кого привлекал. Это обменялось не ослаблением юдофобских чувств в немецком обществе, а напротив — склонностью к более серьезному и целесообразному их проявлению. Антисемитизм ушел с шумной поверхности жизни в глубь ее и там продолжал свое разрушительное дело. В консервативных кругах общества он в такой «корректной» форме считался признаком хорошего тона. «В сущности, всякий порядочный человек есть антисемит», — говорил один из лидеров консервативной партии. Консерваторы простили антисемитизму грех его юности, игру в социализм, и сделали его орудием своей сословной политики: юнкерской, феодально-аграрной, капиталистической. По этому пути легальной борьбы с еврейством шли и реакционные правительства Германии, в особенности Пруссии. Министры не только фактически нарушали обеспеченное конституцией гражданское равноправие евреев, но даже не стеснялись, в ответах на запросы оппозиции, заявлять с трибуны рейхстага, что так и должно быть, ибо если государство признало формальное равноправие евреев, то христианское общество еще не признало их гражданской равноценности.