В предыдущей главе были уже описаны события бурного времени революции и погромов в России в начале XX века. Государственным переворотом 1907 года (выше, § 44) был нанесен решительный удар освободительному движению. Благодаря изменению избирательного закона, конституция стала слугою самодержавия. Государственная Дума была обеспечена таким правым большинством, которое могло служить верною опорою реакционного правительства. Власть в стране получили те черные сотни, которые в 1905 г. противопоставили революции еврейские погромы. Крайние монархические группы, объединившиеся в «Союз русского народа», открыто выступали с лозунгом отмены конституции. Глава союза, доктор Дубровин, послал поздравление Николаю II по случаю июньского переворота и получил от царя ответ, что отныне «Союз русского народа» будет надежною опорою престола. Пошла полоса контрреволюции. Ежедневно столбцы газет пестрели известиями об арестах политически подозрительных лиц и о казнях революционеров. «Столыпинский галстук» (веревка повешенного по приговору военно-полевых судов) стала эмблемою государственной власти. Зрелище ежедневных казней, длившееся около двух лет (до 1909 г.), исторгло из груди великого старца Льва Толстого отчаянный крик: «Не могу молчать!» Между тем как провинившиеся в революционных увлечениях юноши и девушки, среди которых было немало евреев, уводились на казнь, преступники из черной сотни, участники патриотических погромов 1905-1906 гг., оставались ненаказанными. Большая часть их вовсе не была предана суду местными властями, которые старались скрыть следы своего собственного участия в организации погромов; но и те, которые попадали на скамью подсудимых и осуждались за убийство и грабеж, освобождались от наказания предписаниями из Петербурга. В таких случаях местный отдел «Союза русского народа» посылал прошение на имя царя, через министра юстиции Щегловитова, о помиловании этих участников «патриотических манифестаций», и почти всегда такая амнистия давалась — может быть, в силу тайного договора, заключенного между царским правительством и погромщиками в 1905 г. Зато еврейских участников самообороны против погромов не щадили. В Одессе военно-окружной суд приговорил к продолжительным каторжным работам группу молодых евреев за участие в отряде самообороны в дни октябрьских погромов, или — как превратно формулировал суд — «за участие в сообществе, поставившем себе целью ниспровержение существующего строя путем вооружения еврейского пролетариата для нападения на полицию и войска».
При таких обстоятельствах происходили осенью 1907 г. выборы в третью Государственную Думу. Новый избирательный закон преградил доступ туда наиболее прогрессивным и демократическим элементам, а правительство путем полицейского террора устраняло от выборов многих оппозиционных кандидатов. Вследствие этого многие еврейские кандидаты не прошли. В Думу попали только два депутата-еврея от Ковенской и Курляндской губерний (Н. Фридман и Л. Нисселович), ранее неизвестные в рядах общественных деятелей. В новом парламенте образовалось правое большинство путем сближения консервативного центра в лице партии октябристов с правым крылом реакционеров и «союзников». В еврейском вопросе это правое большинство действовало дружно против малочисленной оппозиции, состоявшей из фракций кадетов (конституционных демократов), трудовиков и горсти социалистов. Свое отношение к еврейскому вопросу реакционная Дума обнаружила в первые же сессии, при обсуждении законопроекта о неприкосновенности личности. По требованию оппозиции свобода передвижения была признана одним из условий неприкосновенности личности, но большинству удалось включить в законопроект такую оговорку: «Никто не может быть ограничен в праве избрания места пребывания и передвижения, за исключением случаев, указанных в законе, и евреев, прибывших в места вне «черты оседлости» (1908). Тут было злостное намерение укрепить институт «черты оседлости», т. е. заключения миллионов людей в определенном районе в виде изъятия из общего правила свободы передвижения.