Новейшая история еврейского народа от французской революции до наших дней. Том III. Эпоха антисемитской реакции и национального движения (1881-1914) с эпилогом (1914-1938)

После смерти Ленина (1924) в России началась борьба «диадохов» за власть в империи большевизма. Особенно обострилась борь­ба вождя Красной Армии Троцкого и генерального секретаря партии большевиков Сталина. Борьба сводилась к тому, делать ли дальней­шие отступления от военного коммунизма или, наоборот, — распро­странить коллективизацию и на сельское хозяйство и усилить про­паганду мировой революции. Победило крайнее течение. Нэп был отменен, вольную торговлю снова начали преследовать, и десятки тысяч еврейских семейств лишились куска хлеба. Государство все забирало в свои руки, коммунизм выродился в государственный ка­питализм, а диктатура пролетариата в диктатуру над пролетариа­том, над голодными, оборванными и порабощенными рабочими, среди которых была подавлена всякая оппозиция, всякий уклон от направления правящей группы, от официальной генеральной линии партии.

В этом царстве новых «тридцати тиранов» были обречены на медленную смерть многочисленные семейства еврейского среднего класса. По данным официальной статистики, в 1920-х годах в Совет­ской России числилось около миллиона деклассированных евреев, которые не могли пристроиться в качестве служащих при государ­ственной монополии торговли и индустрии. Эти люди были и поли­тическими мертвецами, ибо как бывшие «буржуи» они были лише­ны избирательных и других политических прав (лишенцы) и до край­ности были ограничены в личных правах: в хлебном пайке, в жилищ­ной площади для семьи, в праве поступления в высшие учебные заве­дения. Ремесленники, или кустари, не работавшие в артелях, влачи­ли жалкое существование. Только одна профессия, государственная служба, давала более или менее верный кусок хлеба, так как при ре­жиме государственной монополии прежние служащие частных предприятий стали чиновниками, приказчиками «Госторга», си­дельцами казенных лавок. Такие чиновники, от высших до низ­ших, должны были прилаживаться к вкусам работодателей и си­мулировать большевистские симпатии, чтобы не подпасть под сокращение и не умереть с голоду. Московское правительство, видя медленное умирание сотен тысяч людей, им же экспроприирован­ных, стало насаждать земледельческий труд среди евреев: оно от­пускало всем колонистам земли в Крыму и других местах Южной России, где некогда колонизировало евреев царское правитель­ство, и звало пионеров на Амур, к границам Китая (Биробиджан). Но все средства, затраченные на это дело правительством и аме­риканскими обществами помощи, привели к устройству на земле лишь очень малой части деклассированной массы, вытолкнутой из хозяйственной жизни.

Внутренняя жизнь евреев все более опустошалась. «Националь­но-культурная автономия» осуществлялась Еврейской секцией ком­мунистической партии (Евсекция), которая с рвением неофи­тов большевизма старалась превзойти даже своих русских то­варищей в «отречений от старого мира», от всего историчес­кого наследия еврейства. Делом рук Евсекции были гонения на еврейскую религию во имя общего принципа насаждения без­божия, закрытие многих синагог и превращение их в рабочие клубы, запрещение хедеров и иешив как публичных школ, зап­рещение печатать и распространять литературу на древнееврей­ском языке. Языковая автономия была ограничена обиходным идишем, для которого изобретена была новая орфография, где стерты все следы родства с древнееврейским языком. Все груп­пы сионистов, даже социалистические, преследовались как «со­юзники английского империализма»; несчастных сионистов держали в тюрьмах и ссылали в Сибирь. Особая школа для ев­реев не имела в себе ничего еврейского, кроме языка препода­вания; детям преподавали политграмоту, внушали им чувство классовой ненависти даже к отцам из «буржуазии», веру в еди­ную догму марксизма по комментарию Ленина и отрицание всех национальных заветов еврейства. В общих учебных заведениях всех разрядов создавались боевые кадры комсомола (Комму­нистический союз молодежи) и пионеров (малолетние канди­даты в такой союз) для борьбы за всемирную коммунистичес­кую революцию. О свободной еврейской науке и литературе, конечно, не могло быть речи при слепом догматизме коммуни­стической церкви. При нескольких университетах (Москва, Киев, Минск) были основаны еврейские отделы и издавались на идише «академические» труды, пропитанные узкопартийными тенденци­ями. Литература совершенно завяла под игом инквизиторской цензуры. Еврейская пресса, как и общая, составляла монополию правительства. Три газеты на народном языке («Эмее» в Москве, «Штерн» в Харькове, «Октябрь» в Минске) издавались Евсекциями каждой области и предназначались для партийной пропаган­ды. Художественное творчество стало предметом «социального за­каза»: власть заказывала автору написать рассказ или стихи на коммунистическую тему, и работа исполнялась, как шьется пара сапог по мерке. Преобладали невежество и бездарность, и, если показывалась искра таланта, она скоро гасла в атмосфере, лишен­ной кислорода свободы.

§ 7 Евреи в Германии и других демократиях Запада