1936 год был сплошь погромным. Эксцессы были тесно связаны с системой бойкота еврейской торговли, допускавшейся властями. На этой почве произошел, между прочим, кровавый погром в местечке Пшитык, близ Радома (10 марта). Крестьяне соседних деревень, подстрекаемые эндеками, приехали на своих телегах на базар и опрокинули там стойки с товарами еврейских торговцев. Евреи оказали сопротивление и стали гнать с рыночной площади буянов, которые в испуге пустились бежать на своих телегах обратно в деревню. Тогда вмешалась полиция и вернула крестьян на рынок. Поощренные сочувствием полиции, крестьяне врывались в еврейские дома, грабили, а местами убивали. Некоторые евреи оборонялись, а один юноша выстрелил через окно, чтобы отпугнуть нападавших, причем был убит один из погромщиков. После окончания битвы были произведены аресты среди нападавших и защищавшихся, а когда дело дошло до суда, погромщики (даже убийцы целой семьи) были частью оправданы «за недостатком улик», частью приговорены к легким наказаниям, между тем как оборонявшихся евреев приговорили к многолетнему тюремному заключению. Такое отношение властей и суда поощряло пропаганду погромов, к которым эндеки открыто призывали в своей прессе. Нападения на евреев приняли эпидемический характер. Правительство запретило еврейским газетам употреблять слово «погромы», чтобы не ронять престиж Польши за границей, и газеты могли употреблять только слово «происшествия» (Geschehnissen) даже в сообщениях о кровавых погромах, но читатели уже понимали этот условный термин. Правду о таких «происшествиях» можно было, впрочем, узнать из обращенных к правительству запросов еврейских депутатов в сейме или сенате.
Сам премьер-министр Складковский должен был в сейме открыть правду, что в одном Белостокском воеводстве было отмечено 348 «антиеврейских выступлений» в 1936 году. Что же предпринимало правительство для прекращения этих разбоев? На запросы еврейских депутатов сейма министр ответил: «Бить евреев нельзя, но бойкотировать — сколько угодно» (owszem). Это крылатое слово облетело всю страну, как официальное разрешение бойкота, но наивный министр сам не рассчитал, к каким последствиям приведет его слово. Пошла бесконечная полоса «происшествий»: отряды польской молодежи, организованные партией эндеков и особенно ее хулиганским крылом наровцев ставят пикеты у еврейских магазинов и даже мелких лавочек или стоек (страганы) на рынках и не допускают туда христианских покупателей, причем полиция им не мешает во имя свободы бойкота; но эти пикеты неизбежно вызывают столкновения, которые весьма часто кончаются эксцессами. Так получается перманентный погром. Газеты часто сообщают об избиениях евреев на улицах, о бросании камней или петард в окна еврейских магазинов и тому подобных насилиях. Крик ужаса вырвался у еврейских депутатов сейма и сената в воззвании к еврейскому народу (конец июня 1936 г.): «Мы стоим в огне беспримерной, неравной борьбы. Нет безопасности жизни, здоровья и имущества еврейского населения, нет для нас даже права на самозащиту. Хозяйственный бойкот, осуществляемый грубейшим способом, доводит еврейское население до полного разорения и деклассирования».