Новейшая история еврейского народа от французской революции до наших дней. Том III. Эпоха антисемитской реакции и национального движения (1881-1914) с эпилогом (1914-1938)

Последствия принятых Толстым строгих мер сказались вскоре в судебных процессах против погромщиков. Летом 1882 г. разбира­лось много дел о погромах в Балте и других городах, и часто суд выносил вполне заслуженные насильниками суровые приговоры (ссылка на каторжные работы, в исправительные арестантские роты и т. п.). В одном случае двое солдат, обвиненных в грабеже и убий­стве, были приговорены военно-окружным судом к смертной казни. Когда этот приговор был представлен на конфирмацию киевскому генерал-губернатору Дрентельну, балтский раввин, по уполномочию еврейского общества, отправился в Киев с целью поддержать хода­тайство осужденных о помиловании. Странно было слышать при­зыв к помилованию насильников и убийц из стана их жертв, из раз­громленных домов, где еще не умолкли стоны раненых, плач о по­губленной жизни, о поруганной женской чести. Скоро, однако, ев­реи убедились, как ценят их всепрощение высокопоставленные вдох­новители разбоя. В начале августа в Балту прибыл киевский гене­рал-губернатор Дрентельн. Он был крайне раздражен и недавним циркуляром Толстого, угрожавшим ответственностью также лично ему в случае дальнейшего попустительства погромов в его сатрапии, и теми шагами, которые недавно предприняли в Петербурге пред­ставители балтской еврейской общины для уличения местных влас­тей в содействии погромщикам. Прибыв в разоренный город, началь­ник края призвал к себе раввина и представителей еврейской общи­ны и, вместо выражения сочувствия, обратился к ним с речью, пол­ною исступленной злобы. Он говорил, что евреи своими поступ­ками «вооружают всех против себя», что их никто не любит, что им «нигде не живется так хорошо, как в России», что они напрас­но посылали в Петербург депутацию с жалобами и «оклеветали начальников и представителей города». В заключение он назвал «лицемерием» ходатайство общины о помиловании убийц, осужден­ных на смертную казнь, и объявил с торжеством, что лица эти уже помилованы «не по просьбе евреев». Речь преступного генерала, которому место было на скамье подсудимых, вызвала погромную панику во всем юго-западном крае. Боевой орган еврейской прессы («Восход») заявил: «После речи генерал-адъютанта Дрентельна наша надежда на невозможность повторения погромов решительно поко­леблена. Что тут помогут министерские циркуляры, когда на месте высшие администраторы живою речью публично парализуют их дей­ствия?» Опасения не сбылись. Министр Толстой не мог предать суду близкого к царю киевского Гамана, но грозный министерский цир­куляр держал все-таки в узде сатрапов, которые не прочь были каж­дую Пасху тешить себя погромным зрелищем.

Властным словом была остановлена в России машина погро­мов, но машина репрессий работала полным ходом. «Временными правилами» 3 мая была санкционирована система легального пре­следования евреев, как «экономически вредных», и открывалось ши­рокое поле для произвола. Внутри «черты оседлости» сразу захлоп­нулись все выходы из переполненных городов в деревни; местами из деревень стали выселять и ранее живших там евреев, пользуясь пра­вом крестьянских общин подвергать остракизму «порочных членов». Делалось это очень просто. Заинтересованные лица из местных рус­ских торговцев-кулаков при помощи сельских старшин созывали сход крестьян, обильно угощали собравшихся водкою, и пьяные полугра­мотные мужики подписывали «приговор» о выселении живущих в данной деревне евреев; «приговор» быстро утверждался губернато­ром и немедленно вступал в законную силу. Такие выселения проис­ходили особенно часто в губерниях, подчиненных генерал-губерна­тору Дрентельну, и не было никакого сомнения, что этот свирепый юдофоб вел в юго-западном крае, через подчиненных ему полицейс­ких агентов, определенную агитацию в этом направлении. Хозяй­ственное разорение толкало людей за пределы «черты», во внут­ренние губернии, но тут их встречали бичи закона, усугубленные скорпионами административного произвола. Из Петербурга, Моск­вы, Киева, Харькова и других запретных центров выселяли евреев мас­сами. Это так вредно отражалось на торговом обороте, что русское крупное купечество в Москве и Харькове ходатайствовало о смягче­нии ограничений относительно приезда евреев в эти города.