С половины марта в Балте и ее районе носились упорные слухи о готовящихся погромах. Когда евреи заявили о своих опасениях балтскому полицеймейстеру, они получили от него двусмысленный ответ. В городе, где еврейское население втрое превышало христианское, нетрудно было устроить самооборону, но жители знали, что такая организация строго запрещена начальством, и пришлось ограничиться тайным уговором между некоторыми семействами — постоять друг за друга в минуту опасности. На второй день русской Пасхи и седьмой день еврейской, 29 марта, начался жестокий погром, в котором уже открыто участвовали местные власти. О нем сообщаются следующие подробности в неопубликованной записке, составленной на основании специального расследования (в газетах цензура не давала писать всю правду): «В начале погрома сбежавшиеся евреи заставили шайку буянов отступить и укрыться в здании пожарной команды, но с появлением полиции и солдат буйствующие вышли из своего убежища. Вместо того чтобы разогнать эту шайку, полиция и войско стали бить евреев прикладами и саблями. В этот момент кто-то ударил в набат, на колокольный звон стала стекаться городская чернь. Опасаясь, что в этой части города она будет подавлена численностью еврейского населения, толпа направилась через мост на так называемую Турецкую сторону, где живет меньше евреев. Толпу сопровождали полицеймейстер, городской голова и часть солдат местного батальона. Турецкая сторона была разгромлена в течение 3-4 часов, так что к первому часу ночи грабителям уж нечего было там делать. В ночь полиция и военные власти арестовали 24 грабителей и далеко большее число евреев — последних за то, что они осмелились стоять при своих квартирах. На следующее утро христиан освободили, и они усилили собою ряды грабителей, а евреев продержали под арестом два дня... На другой день, 30 марта, с 4-х часов утра стало стекаться в город множество крестьян, вызванных исправником из соседних сел, числом около 5000 человек, вооруженных дрючками. С прибытием крестьян к собору стали стекаться массы местной черни и около 8 часов утра начали давать сигналы к возобновлению погрома. Толпа бросилась на близстоящий склад питей, разбила его, напилась там вдоволь водкой и пошла бить и грабить при содействии вызванных исправником крестьян, а также солдат и полицейских. Тут-то разыгрались те страшные, дикие сцены убийства, насилия и грабежа, описание которых в газетах есть только бледная тень действительности».
Об этих «диких сценах», о которых тогдашняя цензура запрещала печатать, узнали только из позднейших судебных отчетов. Кроме разрушения 1250 домов и магазинов, уничтожения или разграбления имущества и товаров («Все состоятельные люди превратились в нищих, пущено по миру не менее 15 000 человек», — извещал местный раввин), в Балте убивали, увечили людей и насиловали женщин. Было убито и тяжело ранено 40 евреев, легко ранено около 170; случаев изнасилования женщин было больше 20. Погром прекратился лишь на третий день, когда в Балту приехал подольский губернатор. Тотчас обнаружилось, что местные власти были прямо или косвенно причастны к погрому, но губернатор старался выгородить своих подчиненных. Многих арестованных погромщиков скоро выпустили из тюрьмы, так как они грозили в противном случае назвать имена подстрекателей из администрации и представителей русского общества. Балтский погром вызвал только слабое подражание в соседних местах, в некоторых городах Подольской и Херсонской губерний (Летичев, Дубоссары и др.). Вообще весенняя погромная кампания 1882 года охватила небольшой район, но по жестокости превзошла кампанию 1881 года: деяния Балты являлись уже солидным задатком на позднейшие ужасы Кишинева и октябрьских погромов 1905 года.