Новейшая история еврейского народа от французской революции до наших дней. Том III. Эпоха антисемитской реакции и национального движения (1881-1914) с эпилогом (1914-1938)

Пока комиссия «пересматривала» прежние законы о евреях, ре­акционное правительство Дмитрия Толстого энергично работало над созданием новых репрессий вне законодательного порядка, в форме «высочайше утвержденных мнений Комитета Министров». Высшая комиссия в течение ряда лет служила лишь ширмою для прикрытия жестоких экспериментов власти: там высшие сановники предавались размышлениям о еврейском вопросе и придумывали способы его ре­шения в будущем, а тут министры уже решали его на практике в духе крайней юдофобии, которым был заражен и сам царь. Запоздалая коронация Александра III в мае 1883 г., принесшая в традицион­ном манифесте льготы и облегчения разным слоям населения, ни­чего не принесла евреям. Царь внимательно прислушивался к го­лосам тех усердных губернаторов и генерал-губернаторов, кото­рые в своих ежегодных «всеподданнейших отчетах» развивали мод­ную идею о «вредности» еврейства; он часто делал на этих отчетах пометки, имевшие значение приказов. Одесский генерал-губерна­тор Гурко доносил в 1883 г. о чрезмерном росте числа учеников-евреев в гимназиях и о «вредном влиянии» их на товарищей-хрис­тиан, причем предлагал установить ограниченную процентную нор­му для приема евреев; царь на этом отчете написал: «Я разделяю это убеждение, на это необходимо обратить внимание». Комитет мини­стров «обратил внимание», но не успел он еще изготовить соот­ветствующий проект, как нетерпеливый царь сделал более решитель­ную пометку на губернаторских отчетах следующего года: «Вопрос этот желательно было бы решить окончательно». Тогда и Комитет министров проникся убеждением, «что возрастающий наплыв в учеб­ные заведения нехристианского элемента оказывает самое вредное, в нравственно-религиозном отношении, влияние на христианских детей». Министерство народного просвещения наскоро изготовило проект в духе царской резолюции, что привело вскоре к знаменитой «процентной норме» в школах.

В центре системы репрессий оставались запреты, касающиеся жительства и передвижения, часто равносильные запрещению жить, лишению источников пропитания. В эту область майские «Времен­ные правила» внесли большое разнообразие юридических пыток. Правила запрещали евреям на будущее время «вновь» селиться вне городов, но оставляли на местах жителей, поселившихся до 1882 года. Эти-то деревенские старожилы мозолили глаза юдофобам, мечтав­шим о внезапном исчезновении еврейского элемента из русской де­ревни, — и вот пошли в ход административные меры выживания евреев из деревень. Выше уже говорилось о стараниях властей и конку­рентов-христиан выселять евреев, как «порочных членов» сельской общины, силою крестьянских приговоров. Был придуман еще спо­соб вытеснения: деревенского еврея, отлучившегося на некоторое время в город, полиция часто не пускала обратно в деревню, как «вновь поселяющегося». Бывали примеры, что семейства, уезжавшие, по обычаю, из деревни в соседний город на годовые праздники, для участия в синагогальном богослужении, встречали препятствия при возвращении домой, которое истолковывалось как «новое водворе­ние». Был придуман еще такой юридический софизм: евреев, жив­ших в наемных домах, полиция считала себя вправе выселить на том основании, что по истечении срока найма жильцы все равно подле­жали бы выселению в силу запрета новых арендных договоров. На основании таких хитроумных толкований закона подлежало выселению в Черниговской и Полтавской губерниях до 10 тысяч евреев, которые в деревнях обыкновенно проживали в наемных до­мах или в своих, построенных на крестьянской земле. Вопль несчаст­ных был услышан в Петербурге, куда они обратились с жалобою в Сенат. Указом Сената (январь 1884 г.) этот административный раз­гром был прекращен: выселение было приостановлено после того, как значительное число семейств было уже изгнано и разорено. За­коном 1887 года было запрещено евреям переселяться из одной де­ревни в другую, что прикрепляло их к определенному месту житель­ства. «Это означало, — говорит современник, — что, если выгорит село, в котором жили евреи, или закроется фабрика, на которой они работали, они должны перебраться в города и местечки, не имея права искать себе пристанища и заработка в других сельских местностях. Точно так же дети лишены возможности приютить у себя овдовев­шую мать или одряхлевших родителей, живущих в другом селе; сын, проживающий не в одном селении с отцом, не может вступить в заве­дование оставленным им торговым или промышленным заведени­ем». Вся эта сеть ограничений, разорявшая еврея, приносила обиль­ные доходы полицейским властям, от высших до низших. Только взят­ка, «российская конституция» того времени, спасала гонимого от произвола властей при применении ограничительных законов, и чи­новники цепко держались за еврейское бесправие как за свою бене­фицию.