Новейший Завет. Книга I

Через три дня Бронфельд и Амир зашли за Даниэлем в «Русскую книгу» перед закрытием. Писатель притащил очередной роман – на этот раз психологический триллер под оригинальным названием «Над пропастью во лжи». Сам поставил выставочный экземпляр на свою полку, а остальные девять по-хозяйски отнёс на склад, где ему уже был отведён отдельный стеллаж.

Амир походил между книжных полок и поинтересовался, нет ли чего-нибудь по-арабски. Малыш не понял, была ли это шутка – лицо араба ничего не выражало.

– Разве что кофе, – предложил он и отвёл гостя в подсобку, где стоял аппарат, который из капсул мог выгнать любой кофейный напиток.

Араб скептически оглядел прибор.

– Спасибо, Даниэль. Ты иди, занимайся своими делами. Скажи только, у вас есть чайник и молотый кофе? Я себе сам грязь сделаю.

– Грязь? – Малыш подумал, что ослышался.

– Это кофе, заваренный прямо в чашке. Всё лучше, чем порошок из аппарата.

Они вышли на улицу, и через несколько шагов Малыш встал, задрав голову. Предзакатное небо было апокалиптически красным, по нему, из невидимого центра, прячущегося где-то за горизонтом гор, веером расползались перистые фиолетово-розовые облака.

– Что? Это? – вопросил Малыш.

– Так бывает в Иерусалиме в конце лета, – изрёк Писатель с гордостью, словно краса сия была отчасти и его заслугой. – Куда пойдём?

По предложению Амира, они пошли вкусить настоящей шау́рмы.

Араб заявил, что чтобы не говорили завистники и жалкие подражатели, а в особенности всякие греки и турки, это блюдо придумали именно арабы. Именно шау́рмой, как её правильно называют, а не шаурмо́й, угощали пророка Муха́ммеда во время его знаменитого визита в Иерусалим. И он, Амир, отведёт их сейчас примерно в то самое место, где это происходило.

– Постой-ка! – воскликнул Бронфельд. – Это какой-такой визит? Насколько я знаю, Мухамме́д один раз за всю жизнь только из Мекки в Медину переехал, и всё, вроде больше нигде и не был…

– Так проездом, – наверное, пошутил Амир.

– Э-э-э… Так не по дороге же совсем, – не унимался писатель.

– Ну, значит, крюка дал. Что ему на Бура́ке[14], сложно, что ли? Какой же ты душный бываешь, Лев… – араб сделал вид, что хочет ударить Бронфельда в живот.

Тот смешно испугался, выставил судорожный, неуклюжий блок и пробурчал:

– Я не душный, я дотошный, писателю без этого нельзя.

– А как всё-таки правильно Мухамме́д или Муха́ммед? – решил уточнить Малыш.

– Это разные имена, – ответил Амир, и снова было непонятно: шутит он или серьёзно.

Шаурма, действительно, оказалась волшебной, хоть и подавали её в помещении неуютном, больше похожем на столовую. Причём столовую, которую курирует санинспектор, явно не брезгующий брать на лапу. Хозяин заведения очень обрадовался Амиру и обслужил его с друзьями по-царски. Кроме шаурмы подали шашлычки из куриных сердечек и сочные бараньи кебабы.

Насытившись, попросили кальян и приступили к беседе. Перед её началом Амир напомнил Даниэлю предыдущий разговор и попросил не воспринимать его как шутку.

– Тогда ответь мне на один вопрос, – попросил Малыш.

Араб кивнул.

– Ты действительно думаешь, что бессмертие кому-то нужно?

Араб кивнул.

– Мне, например, нет, – заявил Малыш.

Араб иронично поднял брови.

– И что же ты имеешь против?

– Во-первых… – начал было Малыш.

– Во-первых… во-вторых… – перебил его Амир. – Знаю я все эти аргументы. Хочешь, я сам перечислю, а ты добавишь от себя, если будет что. Идёт?

Теперь кивнул Малыш.

– Во-первых, скука, – араб поднял кулак и отогнул мизинец. – Ты живёшь-живёшь, а потом тебе надоедает… Люди, которые слишком долго живут, страстно желают смерти. Бла-бла-бла… Так?

– Конечно! – уверенно подтвердил Малыш и кивнул.

– Тогда давай условимся: мы не рассматриваем вариант бесконечного существования в дряхлом, ни на что не способном теле: ты либо существуешь в некой «Матрице», в которой ты молод и красив, и окружают тебя такие же молодые и красивые, либо получаешь новое тело для бренного существования. В этих условиях бессмертие. О’кей?

– Допустим, – Малыш снова кивнул.

– Следующий момент. Знаешь, почему старики испытывают смертную тоску?

Малыш кивнул.

– Я о физиологическом аспекте, а не о пресыщенности жизнью и понимании её ничтожной сути. Я о том, что к определённому возрасту почти прекращается выработка гормонов, которые поддерживают интерес не только к противоположному полу, но и к жизни в целом. Так вот этого тоже нет. Нет физиологической тоски и половой импотенции. Нет мозговой усталости из-за возрастного разрушения серого вещества. Нет Альцгеймера и Паркинсона. О’кей?

Малыш кивнул и дал себе слово больше не кивать сегодня.

– Значит, первый аргумент «скука» – не аргумент! Согласен?

Малыш вздохнул и кивнул. Всё это время Амир держал мизинец оттопыренным, араб наконец заметил это, удивился и убрал руку.

– Тогда следующий аргумент. Родные, близкие. Все умрут, а я останусь. Дети растут, стареют и умирают у меня на глазах… У-у-у! – не слишком громко взвыл Амир. – Грусть, печаль, тоска. Так?

– Обязательно, – Малыш с трудом удержался от согласного движения головой. Ему стало интересно, как араб победит этот железный аргумент…