Новелла ГДР. 70-е годы

Началось все с крана, удлинившего мои руки. Я решила испробовать, что же мне по силам теперь? Я стала наблюдать за собой и за тем, что я делаю. Вот я кладу на место бетонную плиту, и дом или электростанция становятся выше, растут. И с этим связываются мысли о чем-то важном и полезном, большом. В один из таких новых домов въехали и мы, и, когда я щелкала выключателем, загорался свет от моей электростанции. Как это здорово, глядя вечером на светящиеся окна, думать: вот куда дотянулись мои руки. И тут в тебе просыпается честолюбие, ты стремишься в иные шири и выси, а иногда замахиваешься слишком даже высоко.

Как-то я узнала о конкурсных экзаменах в Дрезденский инженерный институт, ничтоже сумняшеся отправилась туда и… провалилась, под барабанный бой и гром литавр, как говорится. После экзамена ко мне подошел доцент, отвел в сторону и сказал: «Это, знаете ли, не имеет смысла. Возраст у вас не тот». А мне как раз стукнуло тридцать три года, я только-только начала жить по-настоящему. И я сказала упрямо: «Ну нет, что касается возраста, вы ошибаетесь». На следующий год я снова на экзаменах, и снова тот же доцент. «Ну-ну, — сказал он дружелюбно, но все-таки несколько свысока, — о возрасте женщины лучше помалкивать, это я усвоил. А что за это время усвоили вы?» Но обнаружилось, что экономику я прилично подтянула. И меня приняли в специальную женскую группу — два дня в неделю занятия, три — на производстве при полном сохранении зарплаты, — и вот, три года спустя я — инженер-экономист. То было прошлой осенью, чудесной осенью. А перед ней стояло знойное лето, и солнце жарило, как на Черном море. Я зарылась в книги, чтобы ничего этого мне не видеть, и за весь свой отпуск, кажется, ни разу не выходила из дому. А в этом году (вот до чего доводит честолюбие!) исполнится моя мечта: я поеду в отпуск в Сочи, с моими мальчиками. Билеты уже заказаны, мы летим в начале июля.

«Если ты приедешь навестить нас, как пишешь в письме, ты нас не застанешь, мы будем путешествовать». Хватило бы, если бы я написала только это, — и баста. Но, вижу, я ненамного больше и написала. Ведь большая часть из того, что мне вспомнилось сейчас, оказалась бы чуждой для тебя, непонятной и невероятной. Мы отвыкли друг от друга. Нет людей чужих, прочла я однажды, но есть люди разные; да, мы стали с тобой именно такими «разными» людьми. Если бы мы и не ехали в Сочи, я все равно написала бы тебе: не приезжай, «добро пожаловать» ты не услышишь. Ты сам отделился от нас и пошел своим путем; мы — своим. Ты пишешь в письме: «Я хочу увидеться с сыновьями, я имею на это право!» То есть как это? Когда-то жили-были люди, которые любили тебя и которых ты тоже любил. Хорошо уже, что ты хотя бы вспомнил об этом. Но мало. Ни мне, ни детям ты ни словом, ни примером не показал, на что способен человек. Для тебя важнее другое, а для нас — именно это, этим мы все и мерим. Я горжусь тем, чего добилась сама и чего добиваются ребята. У нас каждый старается добиться как можно большего, чтобы всем остальным от этого было лучше, — это и есть социализм. Но путь наш розами не усыпан, и ты вот взял, дал газ — и был таков. Я вижу, судя по письму, что мощные машины для тебя — воплощение силы. Тебе кажется, что они и ты — одно целое. Но я не мопед и не кран, а ты не шестицилиндровый двигатель. В один прекрасный день каждому приходится уяснить, кто же такой он сам. И самое ужасное, когда понимаешь: ты — пустота, обернутая в тряпки, с треском в ушах, который ты по ошибке принял за жизнь. А в самом-то деле жизнь промчалась мимо тебя. Это открытие пришлось сделать и мне, когда ты меня бросил. И тебе тоже? Когда? Сейчас или уже давно? Во всяком случае, ты оставил своих детей мне, швырнул их в пустоту и — привет! Может быть, ты не забыл еще одной школьной истины: на пустом месте ничего не рождается. А мы вот родились заново. Политика иногда помогает лучше понять законы физики. Но ты к этому отношения не имел, значит, ты не имеешь никакого права на нас, ни на один день, ни на час, и даже ни на одно мгновение.

«Тебе нет смысла писать нам впредь». Нашего нового адреса тебе знать незачем, на конверте я укажу старый, на нем для тебя остановилось время. Мы все равно скоро переедем в бо́льшую квартиру. Здесь же, в Доббертине. Во время учебы я познакомилась с одним человеком, еще более честолюбивым, чем я. У него такие планы, что голова кругом идет. Он поедет вместе с нами в Сочи, если не случится ничего такого… Для меня нет человека лучше, чем он, и мы скоро найдем время, чтобы я избавилась от фамилии Лахмут. Надо отряхнуть и этот прах с ног своих.