Новелла ГДР. 70-е годы

Мы поплыли к другому берегу, а парни лишь глазели на нас, будто мы были диковинными зверьми, — после драки все были настроены миролюбиво. Даже когда я заметил, что они за нами наблюдают, я не испытал обычного раздражения. И я еще раз дал себе слово всегда оберегать Ванду.

Мы поплыли вниз по течению к острову, а потом назад к нашему месту, и Ванда демонстрировала мне, как долго она может пробыть под водой, это было и в самом деле поразительно. Плавала она тоже быстрее, чем я, хотя при этом она еще успевала болтать, смеяться и строить гримасы. Потом она еще раз нырнула и крепко уцепилась за мои ноги.

— Ты еще приедешь? — спросил Рихард.

— К вам?

— К Ванде.

— Почему ты спрашиваешь?

— Это твое личное дело, я понимаю.

Я полез за сигаретой.

— Мы все немного заботимся о ней, это тебе ясно?

«Вам бы лучше позаботиться тогда о Яне», — подумал я ожесточенно, хотя и понимал, как это глупо с позиций сегодняшнего дня выносить легковесные суждения о прошлом. В то же время меня раздражало, что я обязан кому-то другому объяснять все, что связано с Вандой, пусть даже этот другой — Рихард.

— Ты должен отдавать себе отчет в своих действиях, — сказал Рихард и протянул мне сигарету.

— Это все пока слишком неожиданно для меня.

— Ты же знаешь, что после твоего отъезда ей будет здесь еще труднее, чем прежде.

— Наверное, это так, — сказал я. — Но почему я должен думать об этом? Почему я должен принуждать себя к чему-то?

— Значит, ты не любишь ее по-настоящему.

— Я не знаю.

— Тогда лучше уезжай сразу.

— Но я же не могу сейчас думать о семье.

— А я думаю о том, что будет с ней.

— Ты же знаешь, как долго мне еще учиться. А потом, может быть, еще и диссертация.

— Тогда стань профессором и оставь ее в покое.

Самое неприятное было то, что Рихард говорил со мной так спокойно, и я знал совершенно точно, что это было обманчивое спокойствие.

— О чем ты думаешь? — спросила Ванда.

— О Познани.

— О нашей с тобой поездке?

— Да.

— Но в Познани мы совсем не задержимся. Сразу поедем в деревню.

— Да.

— А он будет стоять у двери, — сказала Ванда.

— Наверняка, — сказал я. — Без сомненья.

— И он скажет: «Дзень добры, дети». Так он всегда говорит.

Я увидел перед собой отца Ванды, на нем был черный костюм, украшенный веточкой мирта, он широко простер руки и благословил нас, а затем из всех домов послышалось пение, хотя кругом не было ни души. А когда отец Ванды склонился ко мне и испытующе заглянул в глаза, я увидел, что у него лицо Рихарда.

— И ты построишь там большой завод, такой большой, как тот, на котором ты работал вместе с Рихардом.

— Для чего?

— Что же ты думаешь, там, в деревне, не нужна химия?

— Но зачем там такой большой завод?

— Не просто большой. Огромный.

— Ну хорошо, — сказал я.

— Я буду начальником строительства, и мы будем объясняться друг с другом только формулами.

Я улыбнулся чуть вымученно, встал с места, и мы направились вниз к озеру. Мы поплыли к острову, но вода была холодной, а когда мы выбрались на берег, скрылось и солнце.

— Завтра мы поедем в город, — сказала Ванда.

— К дому твоего поэта.

— Конечно, — сказала она. — К Готтхольду Эмануэлю.

— Это звучит так чисто по-немецки.

— Да, — сказала она. — Не то что Ванда.

— Прекрати, — сказал я.

Думая об отце Ванды и о Рихарде, я попытался заснуть, но было слишком холодно. Я провел рукой по коже Ванды, она тоже была прохладной.

— Спи же, — сказала она.

— Не могу.

— Почему?

— Не знаю.

— Тогда не думай ни о чем.

— Я и не думаю.

— Нет, ты все время думаешь.

— О чем?

— О нас.

— Вот как, — сказал я и рассмеялся.

— Ты больше не приедешь, — сказала она и посмотрела на меня с пугающей нежностью.

— Как только тебе может прийти такое в голову?

— Я это знаю.

— Вечное твое недоверие, — сказал я и зарылся лицом в ее руки.

Ночью я проснулся. Мне было холодно. Я сразу подумал о ней. Подошел к окну, взглянул на комнату Ванды, но ничего не увидел.

Я вспомнил, что мы совсем не поговорили о том, что мне придется уехать раньше, на практику, и что вернуться сюда я смогу только в августе. Я попытался думать о своем чувстве к ней, что же это такое — любовь, или сочувствие, или дружба, или что-то совсем другое, что же, — и тут я снова вспомнил ее слова «я это знаю», откуда, откуда, и я увидел ее снова в тени замка, прошедшие века так похожи, ее слегка вспотевшее лицо, она в клубе, руки сложены на заборе, ты должен построить там завод, огромный завод, со глаза, когда она вернулась от тетки, и ее смех во время купанья, и ее испуганный рот там, под черешней, ты все время думаешь.

Я уселся на кровати, рассеянно убрал волосы со лба и стал искать сигареты, обшаривая карманы брюк и куртки. Я подумал: «И что только из всего этого получится». И еще я подумал: «Как же это, если я ее никогда больше не увижу». И еще я подумал: «Я слишком много курю».

Ощупью я нашел часы, но не смог различить время. Петух прокричал в третий раз.

Перевод Н. Литвинец.

ИОАХИМ ВАЛЬТЕР Придуманная история

© Verlag Neues Leben, Berlin, 1978.