Новеллы и повести

«Дорогой товарищ!

Я в лапах у своего старика. Засыпался я, конечно, здорово, но старик тряхнул кошельком и через чье-то там посредничество сумел меня выкупить. Теперь он говорит, что жандармы более милосердны, чем наша партия (видали!), так как понимают отцовское горе. Ну что с таким делать? Он ровным счетом ничего не смыслит! Мне его жалко, все-таки он больной и старый. И любит меня вроде бы, а держит как в тюрьме. Это по его требованию меня доставили в Пабяницы и еще под расписку сдали, словно я скотина какая. Сейчас он никуда меня не выпускает. Лакей тут один, точно евнух, не отходит от меня ни на шаг и даже спит в моей комнате (ставни запирает вечером на висячий замок). И это свобода в доме отца-буржуя! В Десятом корпусе я жил как в раю. Там человек знал себе цену. Я сидел рядом с Болеком, а надо мною (в камере пятьдесят семь) — Клара. Мы перестукивались каждый день. Всех нас выдал провокатор-мерзавец по фамилии Сидорек. У вас он не бывал, поэтому вам посчастливилось. Конрада усиленно ищут. Хелене передайте от меня большой привет. Как идет работа? Как только отец начнет меня выпускать (это зависит от моего поведения), я загляну к нашим пролетариям. Он все обманывает меня, говорит, что на его фабрике к рабочим относятся справедливо; вот я и посмотрю, так ли это на самом деле. Устрою здесь забастовку, тогда он поймет, что со мною шутки плохи. Он грозит лишить меня наследства, а мне смешно. Но зная уже, что со мною делать, папаша притворился тяжело больным и лежит. На самом деле ему только немного нездоровится, но мне все равно жаль его, и я пока не удираю отсюда. Подожду, когда он встанет. Но если он не примет моих условий и не улучшит положения ткачей, я сразу же шпарю в Лодзь, а потом в Варшаву. Не отвечайте мне: письмо перехватят. Скоро, вероятно, увидимся.

Ваш Лео».

Это было неделю назад. А сегодня вечером Леонек явился собственной персоной. Пришел, как ни в чем не бывало, и спросил, свободен ли мой диван; он только приехал и пока не может найти пристанища. Узнав, что работа остановилась, он очень огорчился, но вскоре пришел в хорошее настроение и с присущей ему самоуверенностью пообещал всех здесь расшевелить. Из дома Леонек сбежал в чем был. У него нет ни белья, ни вещей, ни ломаного гроша. «Я мог бы, — рассказывал он, — взять у старика несколько тысяч монет, но он расценил бы это как воровство. Не тронул ни копейки, даже на дорогу не взял, «зайцем» ехал!

Совсем сумасшедший. Он поселился у меня окончательно с намерением «привести в движение все варшавские дела». Думаю, что пребывание в тюрьме сильно раздуло в нем самомнение. Он критикует «старых», тактику, отсутствие конспирации, добивается какой-то «современной» и «реальной» программы. Ну и ну. Кто его всему этому обучил? Парень он энергичный, но вполне вероятно, что может наделать глупостей. Никого из старших здесь нет. Может, я должен им руководить? Попробую. Сделаю все, что только в моих силах.

Январь 1893 года