Ко мне прислали ночевать на неделю маленького чернявого человека — личность совершенно мне неизвестную. Каждый раз он приносил под мышкой пакет, а за пазухой и в карманах брюк — пачки литературы. В итоге ее набралось изрядное количество, и я заполнил ею целый ящик в комоде. Гость ежедневно докладывал мне таинственным шепотом: «Принес тут еще немножко…» Он вообще говорил невнятно, мямлил, на вопросы отвечал как-то туманно и не заканчивал начатые фразы. Если же он сам о чем-либо спрашивал, то я никогда не был уверен, хорошо ли его расслышал, а если расслышал, то правильно ли понял. Часто он что-то бормотал или ворчал, а когда его спросишь: «Что вы говорите?», отвечал: «Ничего, ничего, это я так, про себя». Каждый раз, войдя и поздоровавшись, он шел прямо к окну и выглядывал, потом смотрел по углам, на печь. «Чего вы ищете?» — «Я ничего не ищу». Какой-то нелюдим и оригинал. Должно быть, важная фигура, судя по поведению Марты, которая поручила мне позаботиться о нем особо.
Приходят ко мне и другие незнакомые люди. Откуда их сразу столько взялось? Видимо, Конрад не теряет зря времени. Возможно, мне так кажется после длительного перерыва, но новые товарищи (впрочем, может, старые) какие-то другие. Они выглядят старше и серьезнее. Изменились также наши обычаи. Конечно, этого явно требовала новая обстановка и поэтому я терпел, не раздражался. Так, уже несколько раз меня просили уйти на час-два из квартиры: мол, конспирация… Разумеется, быть посвященным в некоторые тайны я не имею права, но, с другой стороны, знаю, что партия мне доверяет. Я послушно ухожу, однако остается неприятный осадок. Прежде такого не бывало.
Хелена встретила меня приветливо. Она похудела, но стала еще красивее. Снова я не мог понять, поженились ли они. Она выглядела по-девичьи, юной, только была немного грустна. Я спросил у Марты, что с нею. Оказывается, какие-то личные неприятности. Поженились ли они, я, конечно, не спрашивал: Марта не сказала бы мне об этом, даже если бы я сам присутствовал на их свадьбе или крестил их детей. Марта — чудачка, всюду у нее полно тайн. То нельзя, это неконспиративно, вредно… Особенно терроризирует она наших девушек и держит их в вечном страхе и абсолютном неведении. Если не перебарщивать, то это полезно. Ручаюсь, что она по-своему любит их, но требует железной дисциплины и нередко поручает им непосильную работу. Правда, и сама она тянет тяжелый воз. Однако ее спартанский метод воспитания лишает их уверенности, даже отпугивает. Тут у меня одна девушка, такой молоденький цыпленок, расплакалась, получив от Марты «дневное задание» на завтра. «Я ни за что не успею, никому не сделать этого за один день!» Я обещал ей помочь и едва успокоил бедняжку. К чему такая строгость? Разве нельзя немного пощадить этих благородных девчушек? Марта говорит, что их достаточно баловали дома, и если им дать даже небольшую поблажку, они превратят партию в салон — начнутся флирты, и дисциплина совсем ослабнет. Работа есть работа, они вволю наигрались на фортепиано, а партия не детский сад. Многие, дескать, считают, что партийные поручения — временное занятие, пока не выскочат замуж. Мы должны воспитать тип настоящей революционерки, утверждает Марта. А чтобы наши польские панны были готовы к серьезной работе, их надо держать в черном теле. Вообще, тут есть доля правды. Однако для чего нужно посылать девушку темной ночью куда-то к черту на кулички, чтобы закалить ее характер? Она там умирает от страха и с непривычки может завалить дело. Мне это не нравится, слишком уж по-солдатски. Странно, но такой метод никого не удивляет. Стало привычным, что самая тяжелая, самая неблагодарная работа приходится у нас именно на долю женщин. Только Хелена освобождена от распространения нелегальной литературы и от подобных поручений (что, впрочем, вполне естественно). Она одна пропагандистка и, возможно, состоит в ЦК. Зато все остальные наши панны растрачивают свои силы и способности на выполнение разовых поручений. Если бы их не держали вот так, в покорности и страхе, в наших деловых отношениях было бы больше тепла и сердечности.
Наша партия должна изменить название и программу. Это делается по очень многим важным причинам. Однако я еще не совсем разобрался, поскольку каждый объясняет мне дело иначе и все отсылают меня к литературе.
Тогда я взялся за чтение нашей текущей литературы.
Ее уже довольно много. Каждый вечер копался я в комоде, подбирая новые брошюры. Впрочем, новые только для меня, так как их знают у нас, вероятно, уже все. Мне стыдно признаться, но я слабо ориентируюсь в этом обилии программ, статей и дискуссий. В книгах собран наш опыт, наша мудрость. Есть люди, которые знают их наизусть; я же обыкновенный и, казалось бы, не лишенный здравого смысла человек, постоянно оказываюсь в тупике. Вчера, например, совершенно измучился, пытаясь разобраться в каких-то противоречиях и намеках.