Ди отошла, смущенная. Он хочет этим сказать, что Осей шимпанзе? Нет, не хочет, решила она, когда уже сидела на скамейке со своей командой, но у слов Иэна был неприятный привкус, как у молока, которое прогоркло, но еще не воняет. Она не знала, как к этому относиться, потому что вроде бы Иэн искренне хочет помочь.
Удар Осея выглядел бледно на фоне хоум-рана Иэна. Он все же забил мяч на первую базу и стоял, отвернувшись от Ди, его взгляд был прикован к пиратскому кораблю, где сидела Бланка.
Ди нахмурилась. Что-то пошло не так, но что — она не понимала. Ей хотелось, чтобы Иэн перестал наблюдать за ней.
— Каспер! — крикнула Бланка.
Спрыгнув с пиратского корабля, она бросилась к забору, напротив дома Каспера. Тот вышел на крыльцо. Все игравшие в кикбол оживились.
— Никогда не видел, чтобы Бланка бегала с такой скоростью. Я, кажись, вообще не видел, чтобы она бегала!
— Значит, его все же наказали!
— Надолго, как ты думаешь?
— Надо же, Каспер уже дома! А ведь уроки еще не закончились.
— Он пропустит тест по грамматике.
— Как, у нас сегодня тест?
— Вот ты дурак, мистер Брабант твердит об этом всю неделю!
— Лучше бы меня отправили домой вместо Каспера.
— Надо же, один удар в глаз — и идеальной характеристики как не бывало.
— Вот его мама, наверное, взбесится.
— Отец точно его отлупит, когда придет домой.
— Интересно, ремнем, как отец Иэна?
— А что, Иэна отец лупит ремнем?
— Я слышал, что да.
— Вы только смотрите, что они там вытворяют!
— Что у нее в руке?
— Его член?
— Очень смешно. Ой, уронила.
Продолжая болтать, все следили за Бланкой и Каспером. Она кивком головы подозвала его, он спустился с крыльца и через улицу подбежал к ней. Теперь они целовались через сетку забора.
— Хорошо, что между ними забор, а то она бы его уже завалила, — прошептала Дженнифер, сидевшая рядом с Ди. — Каспер, наверное, тронулся после всего этого, иначе не стал бы целоваться с Бланкой у всех на глазах. А она такая показушница.
Ди усмехнулась, чтобы оправдать ожидания Дженнифер, но не могла заставить себя смотреть в ту сторону. Больно видеть, как двое школьников так откровенно выражают свои чувства после того, как они с Осеем уже прошли через это, и прошли слишком быстро.
Ей хотелось сесть рядом с Мими, которая сидела одна на другом конце скамейки, откинулась назад и закрыла глаза. В ней что-то изменилось, не то чтобы она обижалась или сердилась на Ди, но как-то отдалилась. Когда Ди спросила у подруги, что с ней, та ответила, что голова еще побаливает. Но, похоже, это была не вся правда.
Ди огляделась вокруг. Неподалеку от Мими шестиклассники — Осей, Дженнифер, Род, Дункан, Пэтти — стояли как вкопанные и не сводили глаз с Бланки и Каспера. Только Иэн смотрел в другую сторону — на Осея — и чему-то улыбался.
Только девочки-четвероклассницы ничего не замечали. Как ни в чем не бывало, они прыгали через скакалку, и Ди слышала, как у нее за спиной они твердят стишок, который она любила меньше всех:
Слова звучали так однообразно и навязчиво, что Ди с трудом сдержала порыв вскочить и крикнуть им, чтобы немедленно заткнулись. Она тряхнула головой, дивясь своей внезапной злости. Какой-то яд проник на школьный двор и ее тоже отравил.
Осей не считал себя злым человеком. В школах, где он учился, ему приходилось сталкиваться со многими обозленными ребятами: они злились на учителей за их несправедливость, на родителей за их запреты, на друзей за их измены. Некоторые выражали гнев даже по поводу международных событий, таких, как война во Вьетнаме или Уотергейтский скандал с Никсоном. И его сестра Сиси тоже была, конечно, из числа сердитых молодых людей. За последние годы причиной ее гнева становились белые, политические деятели, чернокожие американцы, которые критикуют африканцев, и африканцы, которые слишком рассчитывают на помощь Запада. Она возмущалась даже тем, что доктор Мартин Лютер Кинг занимает слишком пассивную позицию. Иногда отец возражал ей, он, например, раз и навсегда запретил неуважительно отзываться о Мартине Лютере Кинге. Сиси так достала всех своими протестами, что чаще всего родители просто переглядывались между собой, а однажды Оу заметил, как мама сделала круглые глаза — что, по его мнению, пристало только девочкам. «Правдолюбка», — сказала мать о настроениях Сиси, и в ее устах это не прозвучало как похвала.