Новизна хуже старины (СИ)

— Это мое дело, не ваше, — и я, не прощаясь, пошел дальше. Я услышал, как он пробормотал мне вслед что-то явно матерное, но мне было на это наплевать. Сейчас я понимаю Маликова, не любившего своих коллег за их нахальную бесцеремонность. Всем есть дело до того, куда ты пойдешь, что ты делаешь… Ненавижу это. А все-таки мне не стоило тогда огульно хаять поступок Владимира, когда тот уволился отсюда. Наверняка, когда они узнали о гибели его семьи от рук Лиановского, то начали бы обсуждать это между собой, что нанесло бы ему страшную рану. Хорошо, что он успел уйти из прокуратуры. Я его не осуждаю.

Я все думал об этом, пока шел к выходу из здания. Слава богу, мне никто не встретился, кроме постового. Он тоже пристал было ко мне с вопросами, но я злобно сверкнул на него глазами, и он отступился. Может быть, я показался им всем грубым, но разве можно лезть в чужую жизнь и обсуждать чужую трагедию? Допустим, они бы узнали, что Вадим выбросился из окна десятого этажа, и стали бы говорить об этом вместо того, чтобы работать. А ведь к этому привело и пережитое им… прости господи, изнасилование, донос Павлова и потом — его заказное убийство. Вот, например, узнав о насилии над ним, его бы за глаза назвали геем… А в России-то таких людей очень не любят… Нет, я никому, никогда и ни за что не позволю так отзываться о мертвом, будь он хоть святым, хоть серийным убийцей, как и в этом случае. Не его вина, что он встал на скользкий путь. Вадим, конечно, в своих заметках называл причиной своих несчастий «комплекс хорошего человека». Но я лично так не считаю. Я думаю, что это все произошло из-за того, что у него тоже, как и у Павлова, было обостренное желание восстановить справедливость, только развивавшееся в правильном русле. Да, не удивляйтесь и не вините меня ни в чем — я согласен с тем, что отъявленных преступников стоит убивать. Кто знает, что еще они могут натворить, если выйдут из тюрьмы, а убил их — и уже знаешь, что они никакого зла больше не сделают. Разумеется, в глазах простых людей и ты преступник, но цели-то у тебя были благородные. Но не объяснишь это нашим судьям.

Но, насмотревшись по телевизору передач вроде «Суда присяжных», я понял, что от судьи здесь мало что зависит. Все дело в присяжных заседателях, а как их набирают? Возьмут с улицы необходимое количество людей — и все! Как они скажут, так и будет. А они кто? Простые обыватели с кучей стереотипов в голове. Я это знаю.

Вот я заговорил о «Суде присяжных». Но ведь есть и продолжение этой программы — «Окончательный вердикт». Что из этого следует? А то, к чему ведут эти самые стереотипы мышления. Присяжные, выслушав адвоката, прокурора, свидетелей, строят свою версию событий, часто неверную, и невинный человек отправляется в камеру, а виновного почему-то оправдывают. А потом адвокат, работа которого — во время процесса защищать подсудимого, должен восстановить справедливость и посадить виноватого. Вот откуда мой скептицизм в отношении русских судов.

С этими мыслями я шел к себе в СИЗО. Что мне делать — я не знал. Допрашивать Сергея мне совсем не хотелось: что я от него услышу? «Вот тебе крест, я ни в чем не виноват!» Эта фраза просто выводит меня из себя. Интересно, что он хочет сказать тем, что постоянно ссылается на бога и на крест? По моему мнению, это даже хуже, чем мой атеизм. А вот если окажется, что он виноват в том, что его подставили с этим героином, это будет уже страшный грех. Вот же циничный этот «замкнутый студент»! Знай я раньше, в институте, что он такой… ни за что не стал бы с ним общаться!

На половине дороги я внезапно остановился. Мне очень не хотелось идти на работу: день выдался хороший, дождь, заливавший Москву все эти дни, прекратился, и на улице было прекрасно — ни жарко, ни холодно. Так что я решил прогуляться по району и свернул куда-то в сторону метро «Авиамоторная».

И вот здесь я обнаружил, что пришел неизвестно куда. Я посмотрел вокруг и увидел розовое с белыми полосами трехэтажное здание — я узнал его. Екатерининский дворец, а рядом с ним находится парк. Мне почему-то захотелось зайти туда и полюбоваться всей красотой этого места.

Последний раз я был в парке около трех лет назад, когда еще не было этой истории с Эдуардом Лиановским. А после того мне стало не до посещений каких-либо общественных мест. Я вошел внутрь и направился в сторону Крестового пруда, где располагается полуразрушенный «грот» — то бишь, красная стенка с белыми колоннами под мостом, окруженная кустами. Неподалеку находится белая элегантная беседка, где отдыхал еще император Петр Первый. Возле нее я заметил какую-то девушку, показавшуюся мне знакомой. Я подошел к ней — это была Раиса. Она стояла, пристально глядя на бюст Петра Великого, стоявший прямо посередине беседки.

— Добрый день, Раиса. Почему вы не на работе?

— Здравствуйте, Александр Иванович. У меня начался отпуск, — ответила она, оторвавшись от рассматривания монумента. — Вы все еще расследуете ваше дело?

— Да… Но у нас возникли сложности.

Она посмотрела на меня с легким интересом.

— Что же случилось?