Новое сердце

– Мы обязаны это сделать, если может быть нарушен закон или если жизнь человека в опасности. Здесь мы имеем оба фактора.

Губернатор сложил руки, вдруг приняв холодный вид:

– Ценю ваше участие – как в религиозном, так и в политическом аспекте. Я приму вашу просьбу к сведению.

По его тону можно было понять, что нам отказано. Кивнув, я встала. Отец Майкл взглянул на меня и тоже поднялся. Мы попрощались с губернатором за руку и понуро вышли из кабинета. Мы молчали, пока не покинули здание. Над нами простиралось усыпанное звездами небо.

– Итак, – заговорил отец Майкл, – полагаю, это значит «нет».

– Это значит, надо выждать и посмотреть. Что, вероятно, означает «нет». – Я засунула руки в карманы пиджака. – Что ж, раз уж весь мой вечер пошел насмарку, назову его ночью…

– Вы не верите в его невиновность? – спросил отец Майкл.

– Не очень, – вздохнула я.

– Тогда зачем вы собираетесь сражаться за него?

– В детстве, когда я просыпалась двадцать пятого декабря, – это был обычный день. В Пасхальное воскресенье моя семья была единственной в кинотеатре. Причина, по которой я сражаюсь за Шэя, – закончила я, – в том, что я знаю, каково это – когда вещи, в которые ты веришь, делают из тебя аутсайдера, подглядывающего за другими.

– Я… я даже не представлял себе…

– Еще бы! – улыбнулась я. – Парни на верхушке тотемного столба никогда не видят то, что вырезано внизу. Увидимся в понедельник, отец.

Идя к машине, я чувствовала на себе его взгляд, словно это конус света или крылья ангелов, в которых я никогда не верила.

У моего клиента был такой вид, будто его переехал грузовик. Почему-то, пытаясь уговорить меня спасти его жизнь, отец Майкл совсем упустил из виду, что Шэй начал заниматься членовредительством. Его лицо было покрыто коростой и синяками, руки, накрепко прикованные к поясу после фиаско прошлой недели, расцарапаны.

– У вас кошмарный вид, – шепнула я Шэю.

– Когда меня вздернут, вид будет еще хуже, – прошептал он в ответ.

– Нам надо поговорить. О том, что вы рассказали отцу Майклу…

Но закончить фразу я не успела, потому что судья вызвал Гордона Гринлифа для произнесения заключительного слова.

Гордон тяжело поднялся:

– Ваша честь, данное дело – пустая трата времени членов суда, а также средств штата. Шэй Борн – приговоренный преступник, совершивший двойное убийство. Он совершил самое гнусное преступление в истории штата Нью-Гэмпшир.

Я взглянула на Шэя из-под полуопущенных ресниц. Если его слова – правда, если он видел, как насилуют Элизабет, то оба убийства становятся самозащитой и были совершены по неосторожности. Когда он был осужден, тесты ДНК не были еще распространены. Возможно ли, что сохранился какой-нибудь обрывок ковра или обивки дивана и тест подтвердит рассказ Шэя?

– Он исчерпал все правовые меры на всех уровнях, – продолжал Гордон. – Штат, первый округ, Верховный суд. А теперь он отчаянно пытается продлить себе жизнь, подавая фальшивый иск, утверждающий, что он исповедует какую-то фальшивую религию. Он добивается, чтобы штат Нью-Гэмпшир и его налогоплательщики соорудили ему специальную виселицу, что позволило бы ему подарить свое сердце семье жертвы – людям, к которым он внезапно воспылал чувствами. Он определенно не испытывал этих чувств в тот день, когда убил Курта и Элизабет Нилон.

Разумеется, маловероятно, что появятся новые улики. К настоящему времени даже нижнее белье, найденное в его кармане, пропало или было отдано Джун Нилон. Следователи считают, что это дело было закрыто одиннадцать лет назад. А все свидетели умерли на месте преступления, за исключением самого Шэя.

– Да, существует закон, защищающий свободу вероисповедания заключенных, – сказал Гринлиф. – Согласно этому закону, евреи-заключенные могут носить в тюрьме кипы, а мусульмане – поститься во время Рамадана. Комиссар Департамента исправительных учреждений во исполнение федерального закона всегда принимает во внимание религиозную деятельность. Но говорить, что этот человек, который не способен контролировать свои эмоции в зале суда, который не может даже вспомнить название своей религии, во исполнение федерального закона заслуживает казни каким-то особым образом, – совершенно неправильно и не предусмотрено нашей системой правосудия.

Как только Гринлиф сел, судебный пристав передал мне записку. Заглянув в нее, я глубоко вдохнула.

– Миз Блум? – поторопил меня судья.

– Сто двадцать долларов, – начала я. – Знаете, что можно купить на сто двадцать долларов? Можно купить на распродаже отличную пару туфель «Стюарт Вайцман». Можно купить два билета на игру «Брюинз». Можно накормить голодающую семью из Африки. Можно купить контракт на сотовый. Или вы можете помочь человеку обрести спасение – и спасти умирающего ребенка. – Я встала. – Шэй Борн не просит свободы. Он не просит отмены приговора. Он лишь просит, чтобы ему позволили умереть в соответствии с его религиозными убеждениями. И мы знаем, что Америка стоит за право исповедовать собственную религию, даже если человек умирает в тюрьме штата.

Я направилась в сторону мест для публики: