– Могу себе представить, – ответил я, усаживаясь в кожаное кресло с подголовником.
– Так что же делает приличный священник вроде вас в кабинете подстрекателя? Ждать ли мне появления вашей обличающей статьи в «Католическом адвокате»?
– Нет… Скорее, моя цель – установить некоторые факты.
Я подумал о том, что мне во многом придется признаться Иэну Флетчеру. Доверительные взаимоотношения между прихожанином и священником неприкосновенны, как и отношения между пациентом и врачом. Но обману ли я доверие Шэя, если передам Флетчеру его слова, которые уже прозвучали в Евангелии, написанном две тысячи лет назад?
Меняя тему разговора, я напомнил:
– Раньше вы были атеистом.
– Угу, – улыбнулся Флетчер, – можно сказать, я в этом преуспел.
– И что случилось?
– Я встретил человека, который заставил меня усомниться во всем, что я знал о Боге.
– Вот почему я оказался в кабинете подстрекателя вроде вас, – признался я.
– И это самое подходящее место, где можно узнать о Гностических Евангелиях, – подхватил Флетчер.
– Точно.
– Ну, во-первых, их не следует так называть. Это все равно что называть кого-то латиносом или жидом – ярлык «гностический» был придуман теми же людьми, которые отвергали их. В моем окружении мы называем их неканоническими Евангелиями. «Гностик» означает буквально «человек, знающий все», но люди, придумавшие этот термин, считали его приверженцев упрямыми всезнайками.
– Об этом нам рассказывали в семинарии.
Флетчер взглянул на меня:
– Позвольте задать вам вопрос, отец. По вашему мнению, в чем назначение религии?
– Ну, слава Богу, – рассмеялся я, – вы выбрали легкий.
– А я серьезно…
Я задумался.
– Полагаю, религия объединяет людей на основе совокупности верований и заставляет понять, почему каждый из них важен.
Флетчер кивнул, словно ожидал услышать именно этот ответ.
– По-моему, – сказал он, – религия призвана отвечать на действительно трудные вопросы, возникающие, когда что-то в этом мире рушится. Например, от лейкемии умирает ваш ребенок или вас увольняют после двадцати лет упорной работы. Когда с хорошими людьми происходит что-то плохое, а с плохими – что-то хорошее. Мне представляется интересным то, что религия почему-то перестала пытаться найти честные решения и почти все свела к ритуалу. Взамен поиска смыслов каждым человеком, ортодоксальная религия поспешила заявить: «Делайте икс, игрек и зет – и мир станет замечательным местом».
– Что ж, католицизм существует уже тысячи лет, – ответил я, – так что, вероятно, делает правильные вещи.
– Но надо признать, было совершено и много неправильного, – возразил Флетчер.
Любой человек, получивший ограниченное религиозное или всестороннее университетское образование, знает о Католической церкви и ее роли в политике и истории, не говоря уже о разных ересях, подавляемых на протяжении столетий. Даже шестиклассники изучают инквизицию.
– Это корпорация, – сказал я. – И конечно, бывают времена, когда штат укомплектован людьми, у которых амбиции преобладают над верой. Но это не значит, что вы выплескиваете ребенка вместе с водой. Не имеет значения, насколько неумелы Божьи слуги в Церкви, Его послание все равно доходит до нас.
Флетчер наклонил голову:
– Что вы знаете о зарождении христианства?
– Вы хотите, чтобы я начал с сошествия Святого Духа на Марию, или сразу перейти к звезде на Востоке?
– Это рождение Иисуса, – заметил Флетчер. – Две совершенно разные вещи. В историческом смысле после смерти Иисуса Его последователи не были встречены с распростертыми объятиями. К началу второго столетия нашей эры они буквально претерпевали смерть за свою веру. И хотя они принадлежали к группам, называвшим себя христианами, эти группы не объединялись вместе, поскольку сильно отличались друг от друга. Одну из них представляли так называемые гностики. Для них быть христианином означало сделать первый шаг, но для достижения истинного просветления следовало приобщиться к тайному знанию, или гносису. Начинали с веры, но потом развивали в себе способность к озарению – и для таких людей гностики предлагали второе крещение. Птолемей назвал его apolutrosis – то же слово обозначало законное освобождение раба.
– И как же люди приобщались к этому тайному знанию?
– В этом-то и загвоздка, – ответил Флетчер. – В отличие от Церкви, этому нельзя научиться. Тебе не говорят, во что нужно верить, – ты самостоятельно постигаешь это. Нужно заглянуть вглубь себя, понять человеческую природу и судьбу, и в этот момент ты постигаешь тайну: в тебе заключено нечто Божественное, если ты стремишься искать его. И путь для каждого будет разный.
– Это больше напоминает буддизм, чем христианство.