Суд проходил без участия присяжных, а это означало, что я должна отчитываться только перед судьей. Тем не менее зал суда был полон. Присутствовали репортеры из четырех вещательных компаний, предварительно одобренных судьей; адвокаты по защите прав жертвы; присутствовали сторонники смертной казни и ее противники. Единственной стороной, выступающей в поддержку Шэя, – и моим первым свидетелем – был отец Майкл, сидящий как раз позади стола истца.
Рядом со мной сидел Шэй в наручниках и ножных кандалах, прикованных к поясной цепи.
– Благодаря зачинателям, создавшим конституцию, любой житель этой страны облечен свободой исповедовать собственную религию – даже заключенный-смертник в Нью-Гэмпшире. Фактически конгресс издал Акт о религиозном землепользовании и закон институциализированных лиц, которые гарантируют заключенному отправлять любой религиозный культ, коль скоро это не угрожает безопасности других людей в тюрьме и не мешает функционированию тюрьмы. И все же штат Нью-Гэмпшир отказывает Шэю Борну в конституционном праве исповедовать свою религию… – Я взглянула на судью. – Шэй Борн не мусульманин, не виккан, не секулярный гуманист и не член секты бахаи. По сути дела, его система верований может отличаться от любой из обычных религий, сразу приходящих на ум. Но это все же система верований, в которой – для Шэя – спасение зависит от возможности после казни пожертвовать свое сердце сестре его жертвы… Такой исход невыполним, если штат воспользуется в качестве казни смертельной инъекцией. – Я вышла вперед. – Шэй Борн был осужден, вероятно, за самое ужасное преступление, бывшее в истории этого штата. Он подавал апелляцию, но ему было отказано – и все же он не оспаривает это решение. Он знает, что его ожидает смерть, Ваша честь. Все, чего он просит, – это соблюдение законов нашей страны, в частности закона, устанавливающего право каждого исповедовать свою религию, где бы то ни было, когда бы то ни было и как бы то ни было. Если штат согласится на его казнь через повешение и обеспечит последующее донорство его органа, то безопасность прочих заключенных не пострадает, работа тюрьмы не будет нарушена. Но это будет весьма весомый персональный результат для Шэя Борна: спасение жизни девочки и одновременно спасение его собственной души.
Сев на свое место, я взглянула на Шэя. Перед ним лежал большой блокнот. Шэй нарисовал пирата с попугаем на плече.
За столом защиты сидел Гордон Гринлиф, а рядом с ним комиссар Департамента исправительных учреждений Нью-Гэмпшира, мужчина, волосы и лицо которого были цвета картофеля. Гринлиф дважды постучал карандашом по столу.