Хуэй представил себе ряды Сорокопутов на вершинах скал, кружащих над оазисом внизу. Бандиты оставили в лагере лишь горстку мужчин, чтобы охранять женщин, которых привезли с собой некоторые из кланов, а также ослов и повозки. Почти тысяча человек ждали, когда Шуфти подаст сигнал к атаке с первыми лучами солнца – страшная сила, которая сведет ассирийцев с ума от ужаса, когда они спустятся с возвышенности. По словам Шуфти, в караване было едва ли сто человек, и большинство из них были рабынями, закутанными в халаты и шали, как это было принято у ассирийцев. Двадцать человек. Тысяча Сорокопутов. Хуэй почувствовал, как у него скрутило живот при мысли о кровавой бойне.
Вскоре после этого солнце блеснуло на востоке, и океан тьмы схлынул. Внизу, в Галлале, из тени вынырнули серые фигуры. Кольцо высоких скал, окружавших оазис, было изрезано пещерами древних гробниц. Во времена древних здесь процветал город, о чем Фарид узнал из историй, которые хабиру рассказывали друг другу во время своих долгих походов по пустыне. Но землетрясение сорвало с этих утесов каменные глыбы и разрушило колодцы. Живительная вода иссякла, какими бы глубокими ни были вырыты колодцы. Теперь там, у подножия крутых земляных ступеней, ее оставалось совсем немного, достаточно для каравана, чтобы наполнить бурдюки водой, но недостаточно для многолюдного города.
Хуэй смотрел вниз на унылое зрелище мертвого поселения и думал о Лахуне. Он представил себе богатых торговцев и шум рабочего люда, стук кузнечных молотов и песни фермеров, роскошное убранство гаремов и аромат цветов в садах. Здесь были только ящерицы, греющиеся во дворах. Осыпающиеся стены светились медовым светом, когда на них падали лучи солнца. Крыши обрушились, усугубляя запустение, которое тяжело нависло над всем.
Хуэй не видел никаких признаков каравана. Он решил, что путешественники, должно быть, укрылись в разрушающемся храме бога-покровителя Галлалы в самом сердце руин, воспользовавшись единственным входом через разрушающиеся ворота в западном конце, чтобы защитить себя. Это место представляло собой не более чем стены, окружающие развалины, что было очень далеко от тех дней, когда оно было центром поклонения.
Изучая храм, Хуэй заметил мелькнувшие в развалинах тени. Его Сорокопуты, должно быть, тоже увидели их, потому что он почувствовал рябь движения вдоль линии рядом с ним. Он оглядел ряды. Этот сброд был одет для войны, с бронзовыми щитами и мечами, сверкающими в лучах восходящего солнца, и кожаными нагрудниками поверх грязных одежд. Головы их были туго обмотаны шарфами из черной шерсти, так что в щелях виднелись только злобные глаза. Шуфти не успокоится, пока те, кто был в караване, не будут изрублены на куски, а один человек не будет освобожден, чтобы распространять ужас этого кровавого рассвета.
Хуэй тщетно искал в тусклом свете хоть какие-нибудь признаки присутствия Фарида. Пустынный скиталец провел там ночь с другими разведчиками, среди гула бабуинов, обдумывая наилучший способ нанести удар по крошечной группе работорговцев. Теперь он мог видеть их, пробуждающихся вместе с рассветом. Они растягивались на своих спальных циновках у холодного пепла костров из ослиного навоза, спускались по ступенькам в колодец, чтобы наполнить бурдюки водой, ухаживали за животными, будили рабов, справляли нужду в углах храма.
- Хо.
Сигнал распространился по обширной линии цепочкой шепота, и каждый Сорокопут встал. Пришло время.
Дисциплинированные, как гиксосы, бандиты схватились за мечи и ждали. Шипы ослепительного света сияли от щитов и мечей. Шуфти позволил мгновению перед битвой затянуться.
Голос повелителя Сорокопутов прозвенел в тишине рассвета, эхом отражаясь от скал.
- Каарик! Ты не спишь?
Шуфти стоял на западной стене утеса, там, где дорога прорезала оазис.
- Каарик! Пришло время тебе заплатить то, что ты мне должен! - прогремел главарь бандитов. - Но цена выросла. Я хочу все сейчас! - Он сорвал с себя шарф, обнажив рябое лицо, искаженное яростью. - Я хочу все, что у тебя есть, включая твою глупую и высокомерную голову.
В разрушенном храме мужчина сбросил свою овчинную накидку, встал со своего спального коврика – Каарик, рабовладелец, предположил Хуэй, - и обнажил меч.
- Вам придется спуститься и забрать его у меня! - крикнул он в ответ.
Он сумасшедший? Хуэй задумался. Разве он не видит, какая могучая сила противостоит ему?
Шуфти поднял правую руку и держал ее. Когда он опустил руку, раздался боевой клич мужчин, и они подняли свое оружие в бледно-желтое небо. Шуфти взмахнул рукой, и армия Сорокапутов, как один, устремилась вниз по тропинкам, вьющимся между скал, в узкую долину.
Хуэй мчался рядом с ними. По крайней мере, в этот день ему не придется убивать. Битва закончится еще до того, как он доберется до храма.
И все же, когда он с грохотом мчался к разрушенному храму, впереди него раздались крики бандитов. Атака замедлилась. Сорокопуты мелькали, высыпаясь из колонны с обеих сторон. Свист стрел прорезал воздух. Бандит отскочил от входа, из его глазницы торчала стрела.