Новое царство

Вся надежда на Сорокопутов таяла. Хуэй задавался вопросом, выберется ли кто-нибудь из них из этого двора живым. Он восхищался мастерством этих войск, лучших из тех, что он когда-либо видел.

Предводитель на алтаре начал петь боевой гимн, и его люди присоединились к нему, крича во все горло, рубя и нанося удары.

Мы - дыхание Гора,

горячее, как ветер пустыни,

мы - жнецы людей...

***

Клинки, казалось, выбивали ритм песни. Сражение превратилось в бойню.

Некоторые из Сорокопутов побросали свои мечи, упали на колени и сложили руки вместе, умоляя о пощаде. Но ее не было. Мечи были подобны косам, рубящим все, что когда-то стояло высоко.

Боги обратили свое внимание на высокомерие Сорокопутов. Они считали себя неприкасаемыми – что их царство террора по всему Египту будет продолжаться вечно. Но теперь все было сделано.

Хуэй наблюдал за резней, держа меч в свободной руке. Почему он должен верить клятве на крови, которую он дал? Он должен был пережить это ради Ипвет, ради памяти своего отца. Ради мести Исетнофрет.

Отбросив меч, Хуэй бросился ко входу в храм, поскальзываясь на крови, пытаясь устоять на ногах, пытаясь найти путь сквозь хаос мечущихся тел. Когда он достиг другой стороны этой массовой казни, он понял, что другие спасаются бегством. Но пока эти бандиты мчались к выходу, через ворота выстроилась еще одна шеренга стражников с мечами в руках.

Хуэй уже знал правду - выхода не было. Его судьба была решена. Он почувствовал, как его охватывает ужас, и бросился за груду тел у стены. Он научился сражаться на мечах, но никто не научил его, чего ожидать в решающей битве. Постоянное движение, атаки со всех сторон. Кровь. Шум. Ужас.

Хуэй опустил голову. Значит, трус. Это было все, чем он был в конечном счете. Не тот человек, которым он мечтал стать, тот, кем мог бы гордиться его отец. Не будет никакой бури мести. Он был хнычущим ребенком. Слезы защипали ему глаза, когда правда обожгла его.

Пока Хуэй ждал смерти, он вглядывался в трупы и видел хаотичные вспышки битвы. Предводитель солдат смеялся и пел, как сумасшедший, его лицо превратилось в красную маску. Шуфти, мчащийся к груде обломков у разрушенной восточной стены, пытаясь перелезть через нее. Мужчина в ассирийской одежде швыряет глиняный кирпич в повелителя Сорокапутов, раскалывает ему череп, а затем прижимает кинжал к горлу Шуфти, когда тот падает на землю. Кровь. Кровь и смерть.

Мечи упали, а затем замерли. Битва была окончена. Едва ли две сотни Сорокопутов остались в живых, стоя на коленях в крови и умоляя.

Окровавленный лев вождя спрыгнул с алтаря.

- Возьмите головы раненых! - проревел он своим людям. - Мы не будем тратить на них ресурсы. Затем мы займемся головами выживших.

***

Мертвые глаза уставились на него, их было множество. Пирамида голов возвышалась у колодца Галлала, уже источая запах смерти под палящим солнцем. Любой пленник мог заглянуть в ворота храма и узнать, что ждет его в будущем. Во внутреннем дворе озеро крови уже запеклось на потрескавшихся каменных плитах Храма Беза, и единственными звуками были завывания ветра в руинах и рыдания мужчин, которые когда-то насиловали женщин и убивали детей и думали, что они шагают по Египту, как колоссы.

Запястья Хуэя горели. С тех пор как его вытащили из укрытия за кучей тел, его руки были связаны за спиной. Как бы он ни напрягался, он не мог освободить их. Склонив голову, он присел на корточки среди длинной шеренги пленников у северной стены. Он чувствовал, как тень смерти опускается на него.

Он закрыл глаза, и ему приснилось, что он вернулся в Лахун, развалился на крыше своего дома и слушает успокаивающий гул мудрых слов своего отца. Когда доброе лицо Хави всплыло в его сознании, его захлестнули эмоции. Хуэй увидел Кена, а затем Исетнофрет, злорадствующую над страданиями, которые она причинила, и почувствовал отчаянное желание заплакать. Он потерпел неудачу. За смерть его отца не придется платить никакой цены. Теперь все надежды на месть рухнули.

Подняв глаза, он увидел странное зрелище - мужчина, одетый в забрызганные кровью юбки ассирийской жены, шел к египетскому лидеру и его офицерам. Этот мужчина был так же красив, как и любая женщина, с тонкими чертами лица и полными губами, и держался он грациозно и уравновешенно. Он тоже был мудр, явно начитан и хорошо осведомлен во многих вопросах. Хуэй внимательно прислушивался к болтовне других египтян. Этот человек был евнухом по имени Таита, и, похоже, он был близок к самому фараону – возможно, советник? Предводителя этих отважных, опытных солдат звали Тан. Даже там, в ожидании казни, Хуэй испытывал благоговейный трепет перед этим великим воином. От него исходила сила, грохочущая, как великая буря, властное присутствие, которое могло убедить любого встать в строй за ним.

Таита и Тан казались лучшими друзьями – странное сочетание, подумал Хуэй. Он наблюдал, как они вместе прошли по храму и сели на ступеньки,завтракая лепешками и фруктами. Офицеры одну за другой поднимали отрубленные головы Сорокопутов, чтобы двое мужчин могли их осмотреть. Казалось, они искали кого-то среди мертвых.