Nовое Vремя

Торо, как подающий большие надежды, остался в Университете Ганы, ассистентом на кафедре математики и теоретической физики. С перспективой защитить через два года магистерскую диссертацию. А Генри пошел на войну.

1358. Точная дата неизвестна.

Тяжело столько лет жить не своей жизнью. Воображая (чтобы совсем не свихнуться), что у тебя есть брат. Сейчас ты — это он. А настоящая ты — где-то далеко. Еще дальше, чем пропавший без вести Генри. В том далеке, где исчезла юная Тамара Роббер, никогда не вернувшаяся домой. Там, где жестокая Экселенса бестрепетно решает судьбы подданных.

Вечер. На столе круг света от лампы. Уравнения стройными рядами заполняют белые листы бумаги. Новое, дотоле неведомое знание, живет в них. Дело сделано. Сорван покров с грандиозной тайны Природы. Можно немного отдохнуть. А то темно-синие строки уже расплываются в глазах. Сквозь них, как в тусклом зеркале, просвечивает бесстрастное лицо. К нему обращаешь безмолвный вопрос.

Ответь, Экселенса…

Почему жажду новой встречи с тобой? Почему стремлюсь вступить в холодные чертоги твоей власти?

Почему мне кажется, что там я найду себя?

Плененную, растоптанную, униженную.

Я войду, и меч сверкнет в моей руке.

«Ты свободна!» — скажу я себе.

Горе тебе, Экселенса.

9. ВЕЧЕРОМ, ПОСЛЕ ВОЙНЫ

18 аполлона 1394. От раннего вечера до заката. Западный край Мира.

Майя, славная столица Эгваль.

Сильвер Мадариан размышлял о парадоксе узника и палача. «Вас казнят на этой неделе, но в совершенно неожиданный день…»

Скрипнул зубами. Твари. Ополоумевшие твари. Так и не выветрилась из их прокисших мозгов «Великая Эгваль». Новой войны цивилизация Мира точно не выдержит. Он с самого начала ошибся, проявив мягкотелость! Вот и доигрался. В глубине души он знал, что сделать ничего не мог. Его хрупкая власть держалась на равновесии противоборствующих группировок в Конгрессе и правительстве. И рухнула сразу, как исчезло равновесие. Как только Виктор Энрон подмял всех под себя.

Дни под домашним арестом слились в тусклую череду, наполненную ожиданием неминуемой расправы. В прессе и по видео объявят, что бывший глава Эйкумены скончался от нетипичной пневмонии. Что-нибудь в этом роде.

Домашний телефон отключили. Сотовый отобрали. Без любимого карманного фона в серебряном футляре Мадариан чувствовал себя голым. Радио — этого пережитка старины у него никогда не было. А сетевой кабель рубанули где-то за пределами квартиры. Видео-приемник, он же портативный вычислитель — уныло сообщал: «Сеть недоступна, проверьте подключение». Новомодных новтеранских слов «Инфор» и «компьютер» Мадариан не любил. Да и где теперь Новтера? Язык сверхлюдей — тонго, отныне — мертвый язык.

В дверь длинно позвонили. Мадариан похолодел. Сержант, доставлявший продукты, звонил не так — осторожно-скупо. В соседней комнате тревожно вскрикнула жена. Ох, только ее слёз и истерики не хватало… Пересилив себя, Мадариан шагнул к двери. Не стал выглядывать в глазок и спрашивать: «Кто там?» Просто распахнул широко дверь, и всё. Будь, что будет.

Одного из троих узнал сразу. Бывший депутат Конгресса, выгнанный за взятки. Остальные — какие-то мелкие сошки с помятыми физиономиями.

Бывший слуга народа приосанился, расправив узкие плечи. Хотя, перед высоким и грузным Сильвером Мадарианом он всё равно выглядел мелким проходимцем.

— Ээ-э… гмм-м! Кхе-кхе… Господин Координатор! Машина ждет… И… страна тоже… Вашего мудрого руководства! Эйкумена — прежде всего!

Последние слова он почти выкрикнул. Его спутники стояли — руки по швам.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Мадариана. Обернувшись, сказал жене:

— Я — по делам! Вечером позвоню!

Так всегда он прощался с любимой женщиной, когда профессия политика и государственного деятеля на время разлучала их. Прожженный циник, манипулятор, интриган — Сильвер Мадариан любил жену искренне и нежно.

Через полчаса, держа на лице маску уверенности и невозмутимости, он вошел в Дом власти. В его кабинете, (бывшем когда-то резиденцией великого Солтига), ожидала группа военных. Генерал, пожилой, с изможденным лицом, сказал:

— Простите за беспорядок. Сейчас приберем.

Вместе со своим коллегой, плотным и розовощеким, он наклонился над лежащим на полу тюком. Присмотревшись, Мадариан понял, что это — тщедушное тело, завернутое в сорванную со стены большую карту мира. Там, где взялся за сверток розовощекий вояка, торчали худые ноги в лакированных туфлях. Поодаль, на полу валялся офисный стул. Его металлическая крестовина была измазана чем-то красным. Такие же красные капли виднелись на паркете.

Мадариан глубоко вздохнул, выравнивая дыхание.

— Да-да, приберите, пожалуйста. Должна быть рабочая обстановка. А пока… кто доложит мне состояние дел?

Остров. Вагнок.