Новогодний сюрприз

— Я не снимаю с себя ответственности за раскрытие этого преступления, но, чтобы быстрее двигаться, как Вы выразились — «не топтаться на месте», в этом должны активное участие принимать оперативные работники. Проявлять инициативу, смекалку, добросовестнее относиться к работе, не ждать по любому случаю указаний следователя.

— Рудольф Васильевич, ты не сваливай свои недоработки на оперативников, — неожиданно заговорил начальник угро Пилин.

«Значит, я правильно угадал. Горком снимал стружку с них, а теперь они хотят отыграться на мне».

— Оперативники сделали всё, что от них зависело, и делают, чтобы раскрыть это преступление. Это преступление, можно сказать, уже раскрыто, а ты со своей принципиальностью и своей настырностью не можешь довести дело до логического завершения.

Я ушам своим не поверил — какую несусветную чушь высказал Пилин в отношении меня! «Видите ли, всё сделали оперативники! Где же тогда преступник? Снова сторож?» Внутри у меня всё закипело, затрясло, но, перед тем, как высказать, я посмотрел на полковника, надеясь, что он не поверил Пилину. Но вид полковника красноречиво подтвердил, что он на стороне Пилина. «Ну, значит, заранее обговорили, чем вызвать меня сюда». Я, чтобы не показывать своё крайнее удивление и внутреннее возмущение, как можно более спокойным, уравновешенным тоном произнёс:

— Алексей Николаевич, мне не совсем понятно твоё выражение о моей принципиальности и настырности? Какое отношение они имеют к делу о краже из мастерской? Яснее и точнее можно растолковывать, как выражаются простолюдины — разжёвывать? Попытайся, пожалуйста!

Пилин, довольный тем, что полковник не поддержал меня, воодушевлённо и с примесью наглости проговорил:

— Что тут неясного, Рудольф Васильевич. По этой краже — не только тебе, не только моим оперативникам — и коту понятно, что кражу из мастерской совершил сторож Журов.

«Так и я предполагал. Снова Пилин взялся за своё старое. Уже списал первую кражу на сторожа, а ему всё мало. И эту кражу нагло хочет списать на сторожа, — мысленно отметил я. — На этот раз, уважаемый начальник УТРО, номер не пройдёт!»

— Мы уже говорили по этому вопросу на прошлом оперативном совещании. Улики, факты, следы обуви на снегу и, вдобавок, изъятые из ниши вещи подтверждают, что кражу мог совершить только сторож Журов, а никто другой. Какие нужны ещё доказательства тебе, Рудольф Васильевич? Журова нет, умер, похищенные вещи возвращены в мастерскую. Ущерба мастерской нет. Уголовное дело нужно закрыть и выставить карточку. Таким образом, на этом деле нужно поставить крест!

«Не может быть!» — мысленно воскликнул я с видом человека, которого только что оглушили каким-то твёрдым предметом, ударив по голове, и он теперь готов усомниться в этом. «Он уже один раз поставил крест на первой краже. Вот, действительно, он настырный».

Пока я слушал Пилина, возникшее ранее возбуждение у меня постепенно стало утихать, но горький, неприятный осадок остался на душе. Я решил не создавать перебранку. Это только усугубило бы наши, и так натянутые, отношения. Ничего путного от этого я не выиграл бы. Но решил, как выразился Пилин, отстаивать свою принципиальную позицию. Сначала решил прощупать позицию полковника.

— Товарищ полковник, я бы хотел услышать Ваше мнение по поводу выступления Пилина? — Вид полковника, как мне показалось, посвежел, с лица исчезли мрачность, недовольство и сердитость. Полковник не сразу ответил на мой вопрос. После небольшой паузы, устремив на меня свой сосредоточенный взгляд, произнёс:

— Давайте рассуждать так. Из твоего ответа на выше заданный мной вопрос следует, что у тебя на данный момент нет никаких прямых доказательств, улик и даже косвенных доказательств, что кражу из мастерской совершило другое лицо. Не так ли? Или я не прав? Если я не прав, то попытайся доказать мне обратное. — Полковник сделал секундную паузу и продолжил. — Ник чему сейчас твоё упорство, настырность. Я согласен и понимаю, что у тебя в производстве находятся два дела: разбойное нападение со смертельным исходом и пожар на свиноферме, где погибло большое количество свиноматок. По этим преступлениям действительно есть трудности. Ну, нет, ни улик, ни следов, ну, никаких зацепок. Я всё это понимаю и, поэтому к этим делам не могут быть никаких претензий. А по краже из мастерской есть лицо, которое подозревается. Есть масса доказательств, улик, вещественные доказательства. Какие могут быть ещё сомнения! У нас есть другие нераскрытые преступления, вот туда должны направить все усилия, все силы. Вот о чём надо думать! Хорошо, я не настаиваю. Я не могу приказным порядком заставить тебя закрыть это дело. Но учти, если не раскроешь это дело, добавишь к числу нераскрытых преступлений, тебе, я думаю, стыдно будет перед коллективом нашего отдела. Каждый сотрудник, каждый, кто трудится в нашем отделе, должен болеть за свой коллектив, за его показатели, а не кичиться своей значимостью, принципиальностью…

Это было уже слишком для меня услышать такое от начальника, и я не выдержал: