Новые Дебри

Она снова сдвинулась с места и каждые несколько шагов останавливалась в ожидании, когда мать снова прикажет ей идти вперед. А когда перестала слышать приказы – наверное, только потому, что уже была далеко, или потому, что они просто отвлеклись от нее, – остановилась и прислушалась.

Их голоса звучали тихо, разобрать удавалось лишь некоторые слова. Пожалуйста. Никогда. Скоро. Точно так, как когда она, маленькая, лежала в своей маленькой комнате, в маленькой розовой кровати, и слушала, как говорят на кухне взрослые, готовя ужин, которым не поделятся с ней, – особенный ужин, каких ей не дают. Звон бокалов, стук бутылки с вином по столу. Легкая музыка, счастливый смех или озабоченные голоса, если у них серьезный разговор. Все это она восстанавливала по частицам, просто глядя в темноту своей комнаты, а снаружи темнел Город после наступления комендантского часа. И она всегда чувствовала себя защищенной.

Дело было не в том, что сейчас они говорили меньше. В сущности, как и тогда, она не могла разобрать смысл. Скорее, улавливала чувства, заключенные в звучании их голосов. Вроде уюта и расслабленности. Это звучание было таким же, как тогда. Знакомым. Отношение людей друг к другу всегда сквозит в голосе. В том, как они общаются, думая, что их никто не слышит.

Агнес вернулась в лагерь и, не дожидаясь темноты, юркнула в постель из шкур, на которой когда-то в прошлом спала вместе с родителями. Джейк подошел и нырнул под шкуры. Попытался обнять ее, но она его оттолкнула. Это постель ее семьи. Он предпринял еще попытку подползти поближе, как будто знал, что нужно Агнес, лучше, чем она сама, так что она пнула его. Он вскрикнул от неожиданности и удрал. Дрожа, Агнес пролежала в полусне, пока солнце заходило и вновь всходило. Утром Джейк принес ей еду, к которой она не притронулась. Смотрела, как захватывают миску муравьи, и думала обо всей еде, отданной ей Гленом. О еде, которую он не съел сам, в итоге ослабел и умер. И о том, как радостно принимала она эту еду, как бездумно, потому что была ребенком и знала, что именно так люди поступают в отношении детей. Она считала, что если будет нести больше груза во время переходов, то этого хватит, чтобы помочь ему, защитить его. А ему требовалось гораздо больше.

На следующий день, как только они выстроились в очередь за ужином, ее мать вышла из темноты, вернувшись в лагерь. Куртка снова была на ней. На левой руке виднелся мазок крови Глена.

В первую очередь она подошла не к Агнес, а к Карлу. Он положил руку ей на плечо, она ее стряхнула. Они перебросились несколькими словами – сначала серьезно, даже зло, приглушенными голосами. Потом уже мягче. И просто тише. И наконец засмеялись. Смеясь, Беа беззаботно запрокидывала голову. От ярости перед глазами Агнес вспыхнули звезды.

После ужина Беа наконец подошла к ней у костра. Обняла ее и поцеловала в лоб.

– Глен так любил тебя, – сказала она.

Агнес стояла неподвижно, закаменев, словно ее мать была хищником, а сама она – добычей. Ей хотелось удрать. Хотелось броситься к матери на шею и зарыдать. Она не шевельнула ни единым мускулом.

Беа сжала ее крепче.

– Агнес, если хочешь плакать, это нормально.

Агнес пробормотала:

– Ладно.

Мать взяла ее за плечи, всмотрелась в лицо, но Агнес отвела взгляд. Смотрела, как рыжие жучки выползают из дерева, спасаясь от огня, губящего их дом. А видела перед собой, как мать смеялась вместе с Карлом. Как мать бежала к тому грузовику. И вспоминала, как сама держала Карла за руку во всех переходах, которые они проделали, пока матери не было с ними.

Мать сказала:

– Я перенесу свою постель, будем опять вместе. Думаю, будет отлично. Ты хочешь?

– Нет, – ответила Агнес. – Мне и одной хорошо.

– Уверена? – спросила мать.

Ее голос звучал разочарованно, и сердце Агнес дрогнуло, потом рухнуло в пятки.

– Да, – подтвердила она.

– Ладно. – Мать опять попыталась обнять ее.

– Он умер? – спросила Агнес, все еще упорно глядя в землю. Конечно, умер. Но ей хотелось услышать это от матери.

– Да, умер.

– Тебе пришлось убить его или он умер сам? – Пересохшие губы Агнес натянулись, во рту стало горько, желудок судорожно сжался. Голос звучал ровно.

От этого вопроса у матери задрожали колени. Казалось, она сейчас не устоит на ногах и свалится в костер.

– Агнес… – выдохнула она. Но потом с трудом выговорила: – Он умер.

– Ты провела обряд? Дождалась грифов? И койотов? – Ей хотелось налететь на нее ураганом. Хотелось быть беспощадной.

Впервые за весь разговор Агнес взглянула на мать. Хотела увидеть нанесенный ей ущерб. Заметить, что ей больно так же, как самой Агнес. Так же, как было больно Глену.