Новые Дебри

На карте было много других гор. Они зимовали там. Летовали там. В горах им было хорошо. Но, разглядывая карту, они заметили, что горы, где они уже побывали, обозначены или двумя перевернутыми W, или четырьмя перевернутыми V. А эти семь новых громоздились одна на другой, как будто указывали на необозримое пространство, занятое ими. Община смотрела в сторону горизонта, но видела только плоскую землю. За этими новыми горами на карте не было ничего – до самых букв Х, отмечающих границу штата Дебри. До скалистых приграничных хребтов – или рукотворных насыпей, как они предполагали. Или других каких-нибудь сооружений на границе. Но все равно было странно ничего не видеть перед собой.

Солнце садилось, но по-прежнему обжигало им лица, пока не скрылось из вида полностью. А когда оно исчезло, небо вспыхнуло пурпуром, и зеленый отблеск появился, едва утонул последний светящийся краешек – обман зрения или света. Такое они уже видели, Агнес прозвала это явление Чародеем. И теперь Карл напомнил ей об этом. Агнес набычилась.

– Это просто свет, – сказала она. Больше она уже не глупая девчонка.

Если у нее нет матери, значит, она теперь взрослая. Она выпрямилась, надеясь, что другие заметят, какая она важная. Вести Общину через плоские равнины ей было легко. Она шла быстро и уверенно. Иногда уходила так далеко вперед, что ее просили остановиться и подождать.

У костра тем вечером рядом с ней присела на корточки Вэл.

– Понимаю, ты теперь взрослая, и все такое, – заговорила Вэл, – но ты должна держаться рядом с остальными.

Агнес вспыхнула, от этой лести вперемешку с упреком у нее запрыгало сердце.

– Это небезопасно, – продолжала Вэл. – Если с тобой что-нибудь случится, все мы очень расстроимся.

– Вы слишком медленные.

– А ты слишком быстрая, – сказала Вэл. – Пойдем со мной, и мы сможем идти с одинаковой скоростью.

– Впереди?

– Да, можно и впереди. Могу спросить Глена, хочет он идти с нами или нет.

– Нет, – отказалась Агнес так быстро, что Вэл как будто удивилась. – Он хочет идти сзади. Я точно знаю.

Вэл пожала плечами.

– Ладно, я тебе доверяю. – Сказано это было будто невзначай, но Агнес восприняла услышанное как пробный шаг, исполненный смысла. Потому что «доверять» – это взрослое слово. Ничего невзначайного в нем нет.

На этом месте они встретили несколько рассветов, потом собрались и двинулись дальше. Вскоре горизонт стал неровным, уже не был четкой линией, к которой они успели привыкнуть. Бурый ландшафт впереди сменился скоплениями белых, серых и черных сопок, набиравших высоту с каждым днем. Нарастала ломота в икрах – верный признак подъема в гору.

Под ногами теперь вместо ила и пыли все чаще попадались камни и комья земли, рассыпавшиеся, когда на них наступали. Агнес подхватывала их, проходя мимо, смотрела, как они разваливаются у нее в руках, ощущала, как прохладная почва скользит между пальцами и тяжело плюхается на землю. Ничего похожего на мелкую пыль, повисшую в воздухе пустыни. Ей дышалось легко. Плечи распрямились. Она поняла, что пыль раздражала ее. Та пыльная буря, в которую они угодили. Та самая, во время которой ее мать стала похожей на призрак. А потом пыль превратилась в завесу, за которой исчезла машина с ее матерью. Теперь, когда пыль осталась позади Агнес, она поняла, что позади и все ненужные неожиданности.

Вскоре начали попадаться чахлые кусты можжевельника, вечерние дожди охлаждали землю и делали воздух травянистым, сладким, кислым и вязким от запахов растений. Вечерние костры стали пряными, Община уносила сок растений с собой после утренних уборок, очищала от обгоревшей коры ветки, пыталась мять их ногами, но только пачкала соком мокасины, или гнула пальцами, но, когда пыталась бросить, обгоревшие ветки липли к ладоням. От жары и влажности деревья плакали, и стоило задеть их, как одежда становилась клейкой и переставала, только когда на нее налипало достаточно мусора.

Однажды вечером в лагере на опушке можжевелового леса Агнес набрала древесного сока в ладони и хлопала ими по телу до тех пор, пока они не перестали липнуть. Она обнимала клейкие можжевельники, а потом с усилием отрывалась от них.

Пока она, извиваясь, выпутывалась из веток, подошли Сестра, Брат и Кедровая Шишка.

– Что делаешь? – спросила Сестра.

– Играю в липучки.

– А нам можно?

Взглянув на Сестру, Агнес сказала «да». Потом перевела взгляд на Брата и тоже разрешила. А когда очередь дошла до Кедровой Шишки – выглядел он в галстучке из кожи оленя, который упорно носил, так глупо, что она невольно помедлила.

Из его глаз брызнули слезы.

– Почему ты меня не любишь? – спросил он своим журчащим голосом.

– Я тебя не не люблю, – соврала Агнес.

– Ты не хочешь играть со мной.

– Я твои игры не люблю.

– Нет у меня никаких игр.

– Ты вечно хочешь играть в магазинщика.

– Нет! Не люблю магазинщика!

– Не ври, Кедровая Шишка, – хором возмутились Сестра и Брат.