– Я думала, это нам выдадут какой-нибудь гребаный рис, – сказала Дебра.
– Могли бы дать указания поконкретнее, – заметил Глен.
– Блядь, – высказалась Вэл.
Агнес посмотрела на Карла, который, как ни странно, притих. Он смотрел на неизвестного и поглаживал подбородок.
Мужчина в спортивном костюме приставил ладонь козырьком ко лбу и пригляделся к ним. Потом ликующе вплеснул руками.
– Нет, ну это ж надо! – воскликнул он. – У вас чугунный котел, который я вам послал!
Их стало двадцать. Опять.
Все Новоприбывшие входили в список ожидания. Список, о котором Община никогда раньше не слышала. Список, который за годы разросся с нескольких имен до сотен, потом тысяч, потом десятков и наконец сотен тысяч. А может, и больше. Так говорили Новоприбывшие.
Еще сказали, что поначалу их везли автобусом к другому входу – к какому-то Нижнему, или что-то в этом роде, по дороге, которая проходила через территорию Рудников, но там начались какие-то беспорядки, их вдруг развернули и повезли в другое место.
Сказали, что после еще одной долгой поездки на автобусе им завязали глаза, высадили на безлюдной пристани, перевезли на небольшой моторке, вывели на берег и разрешили снять повязки только после того, как шум удаляющейся моторки утихнет.
Сказали, что здесь, на этом берегу, они пробыли уже некоторое время. Может, несколько месяцев. Раньше у них был календарь.
– Но вы его сожгли, – заключил Карл.
– Ага, – подтвердил мужчина в спортивном костюме. Именно он много лет назад прислал им Чугунок. Он сказал, что его зовут Фрэнк.
Они объяснили, что когда их высадили на этот берег, у них были и часы.
– Но они сломались, – сказал Карл.
Фрэнк кивнул, довольный тем, что кому-то понятны странные факты их новой жизни.
Обведя взглядом свою группу, Фрэнк с сожалением добавил:
– Вначале нас было на два человека больше.
– Но они умерли. – Карл махнул рукой. – Не беспокойтесь, так бывает.
– Не вините себя, – мягко добавил Глен с сочувственной улыбкой.
Карл закатил глаза.
– Надо объяснять, что с ними случилось? – спросила одна из женщин, одетая в рваную юбку с рисунком под звериную шкуру и блестящие босоножки.
Карл нахмурился.
– Нет.
Новоприбывшие явно вздохнули с облегчением и еще больше поразились: обрадовались, что их не станут винить, но остались со своим горем наедине и не знали, что с ним делать. Община настороженно следила за ними взглядами. Они не рассчитывали найти новых людей с их новой блажью. И с новым горем. Они просто шли, куда им было велено. А теперь все изменилось.
Пока продолжалось знакомство, Агнес внимательно изучала новых людей. Отмечала, что они кажутся ей и чужими, и вместе с тем знакомыми. Дюйм за дюймом придвигалась к ботинку одной из девочек, просто чтобы понюхать его. Ботинок был белым и мягким, как вата. Ушки и язычок придавали ему сходство с ящерицей. Шнурков в нем не было. А она думала, во всех ботинках есть шнурки. Она отчетливо помнила, как открыла какой-то шкаф и оттуда потянуло запахом. И поняла, что это пахнет ботинками. Но она подобралась слишком близко, и девочка с ботинком пнула ее. Девочка была постарше Агнес, она следила за ее приближением. И оскалила зубы, но женщина рядом с ней шлепнула ее по руке, и девочка нарочито взвыла.
– Не отвлекайся, Патти, – одернула ее женщина. «Явно ее мать, – подумала Агнес, – или другая родственница – очертания бровей у них были одинаково скептические».
Девочка потерла руку и набычилась, уставившись на Агнес и обвиняя ее в своих бедах. Потом попыталась подтянуть ногу поближе к себе и подальше от Агнес. Но Агнес уже ретировалась.
Мать девочки звали Патрисия, как она сама всем объявила, а ее дочь – Патти.
– То есть вы обе Патрисии? – уточнила Дебра.
– Я Патти, – захныкала девочка. – Просто Патти.
– А я просто Патрисия, – добавила мать Патти, закатывая глаза.
Другую девочку, с виду ровесницу Патти, звали Селестой. В волосах у нее была голубая прядь, на ногах – берцы, которые Агнес сочла самой практичной обувью во всей группе. У матери Селесты, Хэлен, одетой в рваную юбку и босоножки из тонких ремешков, ногти на ногах покрывал сверкающий золотой лак. Мать, похоже, стеснялась дочери, потому что стояла хоть и рядом, но чуть в стороне, обнимая себя руками, будто мерзла. И дочь, кажется, разделяла ее чувства, потому что отклонялась от нее в сторону Патти. Агнес заметила, как девочки коротко задели друг друга руками в знак солидарности.
Отцом Патти был Фрэнк. Он в основном говорил за всю группу.