Новые идеи в философии. Сборник номер 16

Объективным выражением значения задач является время, исчисление которого собственно и позволяет разрешать поставленные вопросы. Этим самым касаемся мы проблемы скорости мышления. В прежнее время считали, что мышление совершается необычайно быстро. Вспомним отрывки из «Фауста» Лессинга. Фауст требует к своим услугам быстрейшего духа ада. Появляются семеро из них и наперерыв восхваляют каждый свою быстроту. Пятый заявляет, что он столь же быстр, как мысли человека, а Фауст, для которого была достаточно малой одна лишь скорость лучей света, готов признать и скорость мышления достаточно малой, однако, оговаривается: мысли-де не всегда скоры, но бывают тогда медленны, когда того требуют истина и добродетель! Они скоры лишь тогда, когда хотят, чтобы они были такими. Теперь, однако, мы знаем, что скорость мышления вообще не очень велика и может быть исчислена тысячными долями секунды, а иногда даже пятыми долями. Берлинская изобретательность уже преодолела эту проблему. Остряки ставят вопрос: что скорее мысли? И отвечают: извозчичья кляча в Берлине, так как не успеешь подумать, что она упадет, как она уже лежит. Остается, впрочем, неясным вопрос, велика ли здесь скорость падения лошади или скорость мысли по сравнению с животными? Если мы примем последнее, то оно будет соответствовать измерениям экспериментальной психологии. Так, например, чтобы отыскать для подчиненного подчиняющее понятие, т. е. его род, требовалось 1¹/₅ секунды ₁времени, в то время как обратная задача потребовала 1/₂ секунды, целое было найдено в 1²/₅ секунды, а часть приблизительно в то же время, дольше всего длилась задача отыскать по заданной части другую, ей соответствующую, именно, 1⁷/₁₀ секунды. Абсолютная скорость была, естественно, различной у различных испытуемых. Даже при таких простых задачах оказывается, что одни достигают цели скорее других. Но последнее, в пределах наших исследований, скорее всего объясняется тем, что одни испытуемые осторожны и боязливы, другие более или менее легкомысленны и мало чувствительны к ошибочным ответам, а скорость или длительность процессов мышления, быть может, тут не при чем. Кто не умеет долго задумываться, думает, главным образом, о цели, хотел бы поскорее закончить всякое дело, разумеется, может легче ошибиться, нежели тот, кто добивается по преимуществу правильных ответов. Это положение прекрасно обнаруживается при сравнении числа ошибок в том и другом случае. Наиболее быстрые ответы, даваемые отдельными испытуемыми, как видно из числовых данных, соответствуют относительно большему числу ошибок.

IV

Можно было бы упомянуть еще разнообразные интересные данные, полученные на основании экспериментальных исследований. Но я предпочту остановиться на некоторых заключениях, которые можно из них вывести. Я лично был приведен к исследованию мышления благодаря определенным проблемам. Я обратил внимание на то именно, что такие объекты внешнего мира, как тела, и такие абстракции, как идеи Платона или монады Лейбница, можно мыслить непосредственно, не имея необходимости образовывать о них представления. Я заключил отсюда, что мышление должно быть не только особым видом деятельности нашей души, но также, что оно находится в совсем иных отношениях к своим объектам, чем, например, ощущения и представления. Очевидно, объекты представлений доходят до нашего сознания видоизмененными, а не в том виде, каковы они в себе, независимо от представляющей деятельности.