Но всё же что-то такое непростое в них было, это и Треуз понимал, да и всем другим это тоже понятно было. Вроде тех яблок с червяком, что, мол, яблоки теперь такие, что их и червяк есть не станет, червяк лучше от голода помрёт совсем, но никогда не будет он это яблоко есть. Хотя яблоко красивое, и самого лучшего сорта, и всякими удобрениями и химикатами их может быть когда-то и поливали, но давно уже перестали, никому это не нужно, так что яблоко уродилось самым натуральным путём. Да только то ли те химикаты убили в них что-то такое на несколько поколений вперёд, но только нету в этих яблоках какой-то души, чего-то необходимого для червяков, чтобы те могли их кушать. Ничем к нему, к такому яблоку, не придерёшься ни с какой стороны. И всё же, хотя и неясно почему — мёртвые это яблоки, да и только.
А другие же яблоки, может, внешне и не представляют собой ничего особенного, но всё же получают признание — кушает их червяк. Хочешь, подавай на червяка жалобу за то, что нету у него в яблоках никакого понимания. Ну а если не хочешь, то и не подавай.
Треуз и сам был в посёлке то ли немец, то ли что-то такое. Но в этом году все точно знали, что у Треуза уродились какие-то необыкновенные яблоки. Они ещё не созрели, и только собирались поспевать, никто ни одного яблока ещё не попробовал, так что не совсем понятно, откуда про это и знать-то могли.
Все завидовали Треузу, потому что представляли, что если он с этими яблоками вдруг появится на рынке, то никакие другие яблоки в этот день брать не будут, а ему дадут за его яблоки очень хорошую цену. Но Треуз относился к этому спокойно, он заранее точно знал, что он просто соберёт их все, тщательно оберёт с дерева, часть оставит себе на зиму, но только себе, а всё же остальное аккуратненько зароет в углу сада под деревьями. Он всегда это делает, каждый год. И от этого в будущем году его яблоки уродятся ещё лучше.
Другие люди всегда хотят, чтобы их яблоки работали на них. Они утомляют яблони. Яблони стоят утомлённые. Опалённые солнцем. Обветренные дождями. На них усталость многих и многих поколений. Те самые удобрения и химикаты, они, возможно, и сработали-то не сами по себе. Они просто послужили последней каплей накопившейся усталости деревьев. Как чашка крепкого кофе для человека, который так уработался, что уже не осталось совсем жизненных сил и ему уже невмоготу. Он и дальше останется жить, этот человек после чашки кофе, которая его не убьёт. Но только это будет уже не человек, от него останется одна внешняя оболочка, а что-то важное и внутреннее в нём сломается.
Треуз не был таким. Он не хотел, чтобы яблони уставали. Он их любил. И он хотел всегда, чтобы яблони любили его. Важной чертой его отношений с яблонями всегда была бескорыстная любовь и забота. И он знал, что вложенная во что-то любовь наконец отзовётся. Яблоки тоже полюбят его. Не то чтобы ему что-то нужно было от них, но ведь в этом-то всё и дело.
Треузу не нужны деньги. Ему вообще ничего не нужно. Ему есть, что покушать, он кормится полностью от своего огорода. Если ему только и не хватает, то чего-то другого, он сам точно не знает чего. Ему нужно, например, чтобы яблоки были хорошие. Яблоки становились год от года всё лучше и лучше. Не внешне, конечно, но, кому надо, это понимали, Треуз сам, конечно, понимал. Треуз был мужик себе на уме, не то чтобы какой-то недоумок. Когда яблоки станут достаточно хорошие, что-то будет. Не ясно окончательно пока ещё что именно и как это будет, но яблоки как-то проявят себя.
Но только в этом году что-то не так. Яблоки начал кто-то воровать. Треуза это ужасно беспокоит. Он не умеет считать. Но он прямо чувствует, что яблок становится меньше. Позавчера, например, ночью несколько штук кто-то унёс. Сегодня тоже, даже ещё больше. Может быть, это алтайские олени заходят и длинными мордами жуют себе яблоки. Но не может этого быть, олени никогда не смогли бы попасть в сад через забор. В саду натоптана трава следами босых ног. Правда, следы на густой траве не остаются. Но во всем по-прежнему чувствуется присутствие следов от босых ног. «Босяки». Так Треуз про себя неуважительно назвал вторженцев.
Треуз разложил в траве рядами куски колючей проволоки. Тем более в темноте, а так их даже и днём никаким глазом не видно. Не предупреждённый человек войдёт в траву, он не может же знать заранее, что там разложено ржавое железо, оставшееся то ли от времён кровавых депрессий, то ли от мировой войны. Утром в траве остались следы крови. Но число пропавших ворованных яблок от этого не уменьшилось. Треуз наложил ещё больше проволоки. На следующее утро обнаружилось ещё больше крови, и ещё больше яблок пропало.
Отравленное яблочко