Новые Миры Роберта Шекли. Том 1

У меня возникло впечатление, что Фостер на ходу сочиняет первую главу будущей книги, но я не стал его прерывать.

— Наши глаза ослеплены повседневной реальностью. Но есть способы, при помощи которых мы можем научиться видеть и другое из того, что нас окружает. Вы знаете, что такое куб Хинтона? Мартин Гарднер упоминал Хинтона в своей книге «Математический карнавал». Чарльз Говард Хинтон был эксцентричным американским математиком, который примерно в 1910 году придумал способ визуализации тессеракта, называемого также гиперкубом или четырехмерным квадратом. Его метод заключался в использовании цветных кубиков, которые входят один в другой, образуя один «главный» куб. Хинтон чувствовал, что можно научиться представлять себе различные цветные кубы, а затем мысленно манипулировать ими и вращать, складывать из них большой куб и раскладывать его обратно и проделывать это все быстрее и быстрее, пока наконец не наступит гештальт, и в сознании чудесным образом возникнет гиперкуб.

Он сделал паузу.

— Хинтон писал, что это чертовски большая и сложная работа. А более поздние исследователи, как написано у Гарднера, предупреждали, что даже попытка проделать подобное опасна для психики.

— Похоже, так нетрудно и свихнуться, — заметил я.

— У некоторых исследователей и в самом деле шарики с роликами перемешались, — радостно признал Фостер. — Но, должно быть, от отчаяния. На такой подвиг теоретически способен лишь мастер йоги.

— Вроде вас?

— Дорогой друг, я с трудом могу вспомнить, о чем я только что читал в газете. К счастью, концентрация внимания — не единственный путь к непознанному. Восхищение слишком легко заводит нас на путь мистики. Принцип Хинтона разумен, но, чтобы он сработал, его надо объединить с технологией нашей эпохи. Именно это я и сделал.

Он провел меня в другую комнату. Там на низком столике я увидел то, что на первый взгляд показалось мне модернистской скульптурой. Из массивной железной подставки вверх тянулась ось с насаженным на верхушку шаром размером с человеческую голову. Из шара во всех направлениях выступали прозрачные люцитовые стержни. На кончике каждого стержня находился куб. Вся конструкция напоминала дикобраза работы скульптора-кубиста, присобачившего к концу каждой иголки по кубу.

Потом я заметил, что на гранях всех кубов нарисованы символы или знаки. Я распознал буквы санскритского, еврейского и арабского алфавитов, масонские и египетские символы, китайские идеограммы и прочие закорючки самого разного происхождения. Теперь конструкция вызвала у меня образ ощетинившейся фаланги, марширующей на битву со здравым смыслом. И я, хотя давно занимаюсь своим бизнесом, вздрогнул.

— Хинтон этого, разумеется, не знал, — сказал Фостер, — но он натолкнулся на принцип мандалы. Его кубы есть не что иное, как хитрость, уловка; объедините их мысленно, и вы сотворите Вечную, Неизменную и осязаемую Мандалу — или четырехмерное пространство, в зависимости от того, какую терминологию вы предпочитаете. Кубы Хинтона представляют собой трехмерную проекцию эфирного объекта. В нашей повседневной реальности такой объект возникнуть не может. Это единорог, ускользающий от взгляда мужчины…

— …и опускающий голову на колени девственницы, — договорил я за него. Фостер лишь пожал плечами.

— Не обращайте внимания на словесные образы, старина. Мышка расшифрует мои метафоры, когда станет перепечатывать рукопись. Главное в том, что я могу воспользоваться блестящим открытием Хинтона, его мандалой-проекцией, смыкание которой порождает несказанный объект для бесконечного восхищения. Я смогу путешествовать по бесконечной спирали в непознанное. И вот как начнется это путешествие.

Он щелкнул тумблером на подставке. Сфера начала вращаться, а люцитовые стержни поворачиваться вместе с закрепленными на них кубами. Эффект получался одновременно гипнотический и тревожащий. Я был рад, когда Фостер выключил свою штуковину.

— Моя Машина Мандалы! — торжествующе воскликнул он. — Так что вы про нее думаете?

— Мне кажется, что с помощью этого устройства вы можете навлечь на свою голову немало неприятностей.

— Да нет, — раздраженно бросил он. — Я хотел вас спросить, что вы о ней думаете как о теме для книги?

Каким бы Фостер ни был во всем остальном, он все же был настоящий писатель. Настоящий писатель есть личность, которая добровольно спустится в пылающий колодец ада, но при условии, что ему разрешат записывать свои впечатления и отсылать на Землю для публикации. Я прикинул, что за книга может получиться в результате эксперимента Фостера. По моим оценкам, она заинтересует около полутора сотен человек, включая друзей и родственников, но тем не менее я услышал собственные слова:

— Я ее покупаю.

Кстати, именно из-за этих слов я, будучи человеком неглупым, ухитрился так и остаться мелким и не особенно преуспевающим издателем.