– Понимаешь, служил он в молодые годы под Мурманском. Ну, в лагерях для политических. Перед смертью признался моему деду, что приходилось ему участвовать в расстрелах. Евреев ненавидел люто, издевался над ними, не хуже фашистов. А вот кровопийцу Сталина почитал, словно бога, мать родную готов был ради этого упыря убить. Жуть!
– Служба у него была такая, – посочувствовал Мойша. – Нам-то легко сейчас рассуждать, кто был в те годы прав, а кто виноват. Среди сталинских упырей были, увы, и иудеи. На своих же братьев, пидарасы, доносили, сажали их и гноили в лагерях… Но осуждать никого не берусь. Как сам бы жил в те годы, не знаю. Может, тоже стукачем стал бы. Трусоват я, и боли с детства не терплю. Пригрозили бы мне пытками, мать родную, наверное, предал бы!
Иван резко возразил:
– Это ты брось, Мойша! Трус не стал бы такое говорить под дулом автомата. Трус бы стал в ногах у меня валяться, плакать, говорить про малых детишек. Ну словом, бить на жалость. А ты крепкий духом! Уважаю таких. А вот среди нашего брата русского мужика, всякие типы встречаются… Выпиваешь бывало с такими – люди как люди, добрые, душевные, широкие… А когда похмелье проходит, куда-то вся это доброта девается. Зависти в нас, русичах, много, это я давно заметил! Если кто чуть разбогатеет, то остальные вместо того, чтобы его догонять, сидят на лавочке, да кости удачливому перемывают. Такого порой наговорят, хоть караул кричи! А еще хуже, что помогать мы друг другу за тысячу лет так и не приучились. Словно в нас магнитики какие-то сильные встроены, и все одного знака! Мы вот в общину поневоле сбились, иначе не выжить. А толку – чуть! Каждый в свою сторону тянет, и каждый у своего же соседа мечтает уворовать хоть пучок лука, хоть старую доску. Тьфу, пакость! Не то что вы, иудеи, у вас все друг за друга горой стоят. Только кого тронь, все остальные сразу сбегутся!
Мойша усмехнулся.
– Да, дружные мы, слов нет… Если бы не вы, русичи, то мы, российские иудеи, друг к другу и за версту бы не подошли. Однако когда на нас давят со всех сторон, то поневоле объединишься. Уж больно вы не любите инородцев! Послушаешь вас, только от них, иродов, и хлеб не родится, и засуха, и дожди лишние… Да вот взять тебя хотя бы. Не успел я в деревню приехать, а ты уже мне прикладом два… нет, три зуба выбил. А зачем? И сам, верно, не знаешь.
Иван озадаченно почесал затылок.