Новые страхи

Она понятия не имеет, где находится, но, судя по запаху пива, поднимающемуся от ткани под ее лбом, можно предположить, что сидит в баре, опустив лицо на стол. Должно быть, кто-то пригласил ее вечером быстро пропустить по одной, и это «быстро по одной» превратилось, как это обычно и бывает, в долгие десять. Может быть, ей повезло, бар закрылся, но ее оставили в зале. Может быть, ее удерживали против ее воли, хотя бы мгновение.

Она медленно поднимает голову и открывает глаза. Окружающее пошатывается. Да, она сидит за столом в углу заведения на скамье, идущей вдоль стены, перед ней пустая бутылка джина. Голова, однако, ощущается вовсе не как фигурка животного, наполненная сладостями, которую подвесили к потолку и которую одного из присутствующих с завязанными глазами просят разбить палкой. Ее не мучает чувство вины или стыда, нервные окончания никак не дают о себе знать. Если повезло, линии, которыми она подвела глаза, на месте, а не размазались по ее или чьему-то еще лицу.

Все же что-то определенно не так. Она понимает это так же ясно, как помнит собственное имя. Что-то так же нереально, как перегиб соломинки в стакане с коктейлем. Она пока не понимает, что именно. Она даже не уверена, что бывала здесь прежде. Бар, как все бары: в углу понуро опустила ветки рождественская елка, ее украшения выглядят так, будто знавали времена и получше, но, вероятно, на самом деле не знавали; клиенты что-то бормочут, бармен трет что-то тряпкой; дым заполняет помещение, и это подтверждает, что бар уже закрыт и что его владелец закон соблюдает, но не слишком строго – все вышеперечисленное означает, что она может находиться в любом из дублинских баров.

Двое из сидящих за стойкой поворачиваются к ней. Ближайший из них – хмурый вид, бочкообразное туловище – оглядывает ее с головы до ног и глумливо усмехается. Она откидывается на спинку кресла. Другой высок, худ, с очень длинной шеей. Он медленно приближается к ней, как огромная бутылка шампанского.

– Ты слабый человек, Хенрик. Неужели хоть раз нельзя не лезть не в свое дело? – говорит ухмыляющийся.

– Оставь это, Карни, – говорит Хенрик. Он идет тяжело, как будто двигает перед собой тяжесть. – Так ты, значит, очнулась, – говорит он, подойдя к ней, и садится. – Не обращай внимания на Карни. Вечно он с целым миром воюет. – Он улыбается, отчего его лицо начинает походить на смятый носовой платок. – Что, нехорошо тебе?

– Могло быть и хуже. Так ты тут был прошлым вечером? – спрашивает она.

– Я всегда здесь.

– Ты хозяин? Если я что-нибудь сломала, скажи, будь добр. Ну, знаешь, столы, стулья. Закон нарушила. Сердца разбила. Я понятия не имею, как сюда попала.

– Этого никто не знает. – Он невыносимо медленно скрещивает ноги, как скелет Шерон Стоун в замедленной съемке.

За баром начинает гудеть кофемашина.

– Мне нужно кофе, – говорит она. В какой-то момент воспоминания обязательно всплывут, и к тому времени она должна быть в состоянии извиниться, вызвать полицию или бежать.

– Боюсь, пользы от кофе тебе не будет, – говорит он. – Ты сама это чувствуешь в глубине души. – Его рука, то и дело останавливаясь, ползет по столу к ее руке.

Она пытается убрать руку, но та будто к столу приклеилась. Тяжелое похмелье.

– Мы знакомы? – спрашивает она и пытается скрестить пальцы, надеясь, что прошлым вечером они не перешли границ дозволенного. Ее указательный палец подрагивает, но в остальном кисть неподвижна. Ей никогда прежде не бывало так холодно. Вряд ли дело лишь в том, что она выпила слишком много рюмок егермайстера[20].

– Нет, но, надеюсь, будем друзьями. Меня зовут Хенрик. Я – комитет по торжественной встрече возвращающихся на родину.

– Разве в таком комитете обычно только один человек?

– Недавно количество членов сократили. Может быть, хочешь вступить?

– Не люблю организационную деятельность.

Он смотрит на нее, немного склонив голову набок.

– Ты действительно не помнишь, что было, милая?

– Ты не мог бы просто сказать мне, что я натворила, кого обидела и что пила вчера вечером? И тогда я просто пойду домой или на промывание желудка, – говорит она и думает: – Я ему не милая. И вообще никому.

– Дорогу домой найдешь? – спрашивает он.

– Спасибо, но я не настолько пьяна. Как только пойму, где я, домой доберусь. Не могу же я быть так далеко от дома, чтобы не добраться.

– Ты в аэропорту. Бар называется «Зал ожидания».

Ну, да, так далеко она вполне могла оказаться.

– В таком случае я возьму такси.

– Я вызову из бара. Куда везти? Назови адрес, – говорит он.

– … – но слова не идут.

– На каком берегу реки?

Это она должна знать. Она знает, что знает это, но не может даже представить себе свою гостиную.

– И как сказать, для кого я вызываю такси, мисс?