Ей следовало бы крепче держаться за жизнь. Такое копошение должно прекратиться. Она целиком и полностью за то, чтобы провести жизнь в баре, но какой в этом смысл, если невозможно выпить?
– Хенрик, – зовет она.
Хенрик, который, по-видимому, пытается помирить Карни и другого клиента, поворачивается к ней.
– Это, знаешь ли, ничего не меняет, – говорит Карни, и его рот кривится. Хенрик идет к ней. – Ты можешь помочь многим, скольким захочешь, но ее ты все равно подвел. Ты слаб. Ты вода в ее стакане с виски и всегда таким был. В конечном счете, ты сдашься.
Хенрик закрывает глаза и садится рядом с нею.
– О чем это все? – спрашивает она.
– Он хочет кое-что узнать, а я ему не говорю. Выкинь это из головы. Выглядишь немного лучше, – говорит Хенрик. – Ты вызывала у меня опасения. У всех нас.
– Кроме Карни.
– Карни заботится только о самом себе.
– Что это за место? – спрашивает она уже не таким слабым голосом, как прежде. – Ад? Лимб?[23]
Валгалла?[24]– Ты не назвала Царство Небесное, – говорит Хенрик.
– Может, мы и в баре, но это не Царство Небесное. Будь это Царство Небесное, я бы испытывала бо́льшую вину.
– Насколько нам известно, из всего, тобой перечисленного, ближе всего лимб. Никто толком не знает. Нет начальства, сказать, что происходит, некому, только указания передаются ушедшими ушедшим.
– «Ушедшим». То есть жизнь посмотрела на меня и сказала: «Пусть уйдет во время празднования тридцать третьего дня рождения».
Хенрик хлопнул в ладоши. Звук получился странный.
– Помнишь свой возраст – хорошее начало.
– Может быть, все возвращается.
– Дай время. Как бы то ни было, иногда люди возвращаются к жизни, у каждого для этого свои причины.
– Я никогда не вернусь к жизни, – говорит она.
– Браво! – говорит Хенрик. – Насколько мы понимаем, это место в буквальном смысле слова – салон последних шансов.
– Что такое последний шанс?
– Шанс повторить, пережить часть собственной жизни и принять такие решения, которые позволят не умереть, по крайней мере умереть не так рано.
– Что надо делать? – спрашивает она с надеждой.
– Тут непросто, – говорит Хенрик. – Придется вспомнить, кто ты.
– И что потом?
– Люди, которых ты тут видишь вокруг себя, в некотором смысле призраки – они в прошлом. Каждый при жизни бежал к собственной смерти. В какой-то момент твоего прошлого ты оказалась здесь. Твоя задача – ждать и затем оказаться среди миллионов.
– И что тогда?
– Тогда хватай ноги в руки, вложи свой будущий дух в твое же бывшее тело и убеди его не умирать.
– Всего-то, – говорит она, цепляясь за сарказм, как за расщепленное плавающее в море бревно. – Принимая во внимание, что я понятия не имею, на что я похожа, как меня зовут или как двигаться в этой пространственно-временной хрени.
– В таком случае, надо тебя двигать, – говорит Хенрик.
Час, день или год спустя она сумела добраться до середины бара. Каким-то образом знание, что она находится на другой плоскости, ведущей в лихорадочный мир живых, помогает ей двигаться в нем. Через год, день или час она стоит в зале ожидания перед выходом на посадку. Потоки живых сплетаются и расплетаются, как тяжи ДНК. Они закручиваются вокруг нее, и все в них, как один, вздрагивают, когда кто-то прикасается к ней.
Призраки собираются. Их множество. Они стоят у стоек регистрации, стоек предполетного досмотра и в кафе. Головы медленно поворачиваются, призраки смотрят в дым на себя в прошлом. Хенрик говорит, что мертвых находят в местах, через которые проходит много народу, – в музеях, концертных залах, вокзалах. Она никогда не любили аэропорты, ее отталкивала их толчея и суета, но, может быть, в глубине души она знала, что мертвые ждут, что там гораздо больше людей, чем полагали живые.
Она медленно проходит мимо охранников в зал, где продается парфюмерия. Ее призрачному телу тяжел стоящий здесь запах, она как будто проходит через занавеси, состоящие из свисающих сверху бус. О чем она думала? О мужчине. Она говорила с мужчиной. В баре. Воспоминания о нем пропадают, как сведения о рейсах с табло в зале ожидания перед выходом на посадку. Хенрик. Да, точно.
Люди проходят, глядя друг на друга, как будто в масках с широко разинутыми ртами. Их столько же, сколько смешивающихся запахов алкоголя и перегара. Ей надо узнать себя среди них. Это невозможно. Ей никогда не выбраться отсюда. Она оседает на пол и сворачивается в клубок под ногами потоков людей из плоти.
– Разве не говорил я тебе не заходить слишком далеко в первый раз? – говорит Хенрик, когда она подходит. Она снова в баре.
– Говорил, но я тогда забыла. – Ей хочется лечь на скамью, идущую вдоль стены в баре, и заснуть.
– Именно поэтому и не следовало заходить слишком далеко. Бар хранит наши воспоминания, только не спрашивай меня, каким образом. Они как будто консервируются, пропитавшись алкоголем. Если можешь сохранять сознание, это поможет.