Я почувствовала, что тепло дня растаяло совсем. От воды потянуло свежестью, рождающей в теле озноб.
– А не завалялся ли у Вас плед?
– Завалялся, – Лука Демьянович вытащил из-под своего кресла пакет, из которого извлек два клетчатых шерстяных пончо.
Я забралась с ногами на кресло и закуталась в мягкую клетку.
– Спасибо. Я забыла спросить, может быть, Вы кого-то ждете?
– Почему так решили?
– У Вас было два кресла для гостей. Сейчас мне кажется, что это вовсе не случайно.
– Права, матушка. Там, – он опять кивнул в сторону танцплощадки, – отплясывает мой внук. Он натанцуется и всегда ко мне приходит. Мы сидим, немножко разговариваем. А иногда он приходит со своей девушкой. Поэтому я всегда выставляю три кресла, беру немножко на стол и пончо, чтобы они подольше не начали стучать зубами от холода и побыли со мной. У меня еще есть в термосе горячий чай. Хотите горячего чаю?
– Очень!
Через минуту мои ладони согревала крышка-чашка крепко заваренного чаю. Я делала быстрые глотки. Стало жарко. Я будто начала оттаивать изнутри.
– Вам знакомо чувство тупой тянущей боли, когда Вы понимаете, что любовь была. Она перестала быть, а Вы поняли, что это была именно она?
– Нет. Но меня радует, что мы уже говорим о любви.
– Вы никогда не опаздывали в любовь?!
– Нет. Она же не поезд.
– Вы – счастливый человек!
– Да, – он налил водки себе и мне, – давай выпьем. Что-то мне подсказывает, что я могу говорить тебе «ты».
– Можете, но я Вам ответить тем же не могу.
– Ну вот, отняла надежду у старика!
– Не заставляйте меня краснеть! Так за что мы выпьем?
– За красоту – вон у тебя стрижка дюже красивая. Не налюбоваться. Ладно сама маешься, а волосы-то за что пострадали?
– Так получилось.
– Так получилось! – Лука Демьянович как-то смешно сдвинул брови, закусил нижнюю губу и заговорил, как домовой. – Ты пей, а я вот что тебе, девонька, скажу: нельзя опоздать в свою любовь. Если опоздала – значит, чужая она была. И если тебе говорят, что, мол, извиняйте! Опоздали Вы, матушка! В нашу-то любовь! Не верь! Ихняя она, а не твоя. В свою опоздать еще никто не сумел. Так что выпей и забудь, а волосы попусту больше не казни.
– Как так?
– Да так. Простит всё и вернется. Или другой найдется.
– Да как же?
– Вот послушай, мы с моей женой очень скоро поженились. Только познакомились и сразу поженились. И ровно через девять месяцев родились дети: сын и дочь. Жена с ними всё время возилась. Я ревновал, но молча. И вот однажды не сдержался и сказал ей: «Ты их любишь больше, чем меня». А она, не выпуская сына из рук, посмотрела на меня снисходительно и ответила: «А с чего ты взял, что я тебя люблю?» Меня так задели ее слова – потрясли. По-настоящему потрясли. Земля под ногами качнулась. Я обиделся. Ничего не стал ей отвечать. Вышел из дома. Мы тогда жили на побережье – легче было прокормиться. Бродил часа четыре вдоль моря. Первые два часа в голове и сердце настоящая буря была. Ничего не помню. Потом стал собирать доказательства ее любви и нелюбви. Потом остановился, посмотрел на море и понял, что она пошутила. Что я подшучиваю над ней, и она решила надо мной подшутить. И еще я понял, как она для меня важна. Как серьезно я отношусь к ее словам.
– Вы до сих пор вместе?
– Нет, она всё-таки меня бросила. Умерла два года назад.
– Извините.
– Не извиняйся, я прожил счастливую жизнь.
– И много шутили.
– Да, мы жили весело. Была война – было не до веселья. После победы я возвращался домой и встретил ее. До сих пор удивляюсь, как я решился остаться здесь. Она не давала мне повода усомниться в правильности моего выбора. Только последние два года без нее я уже не настолько уверен. Но держусь. Говорю себе: да, так бывает, что ты счастлив всю жизнь.
– Всю жизнь?
– Всю жизнь. Есть поводы для грусти, но счастье живет в сердце. Не сбивай меня. Мне по-другому думать нельзя – времени на исправление ошибок не осталось почти.
– И рада бы соврать, да не могу – с трудом мне верится… чтобы всю жизнь…
– А ты пойми для себя, что есть несчастье, и тогда всё остальное станет счастьем.
– Война?
– Не война, мы же с тобой говорим о любви.
– Я уже путаюсь, о чем мы говорим, о чем не говорим. Не возражаете? – я взяла бутылку.
Он молча забрал у меня бутылку, сам долил водку в стаканы.
– Для мужчины есть два самых страшных момента в жизни, – Лука Демьянович выпил водку не морщась, взял кусок сыра и стал его жевать. Морщась.
– Когда женщина хочет налить водки и спрашивает: «Не возражаете»?