– Она стала нашей учительницей, но мы быстро от нее избавились, – сказал Николас.
– Однако она успела дать Эрнесту пощечину, – сказала Августа.
– Хотите, – сказал Эрнест, – я продемонстрирую вам, как я застелил ее постель, положив туда ваше пальто, шляпу и трубку? Это ее отпугнуло.
– Как раз за пальто я и пришел, – сказал Мадиган. – Там в подкладку зашиты мои сбережения, а мне ох как нужны деньги. – Он испытующе вгляделся в лица детей. – Надеюсь, в подкладке никто не ковырялся, – сказал он.
– По крайней мере, на нашу честность можете рассчитывать, – заверила его Августа.
Эрнест бухнул снегоступы на стол, прямо поверх учебников. Мадиган осмотрел их с неподдельным интересом.
– Как бы я хотел вас в них увидеть! – Его усталые глаза загорелись. До этой минуты дети не понимали, как много для них значит его присутствие.
– Как вы узнали, что родители в отъезде? – спросила Августа.
– Расспросил людей в поселении, – скромно ответил Мадиган. – Но я ненадолго. Вот только денежки свои заберу и отчалю.
– Жаль, что нам нельзя поехать с вами, – сказал Николас.
– Покинуть этот рай? – воскликнул Мадиган. – Если хотите моего совета, растите здесь и никогда, никогда и никуда не уезжайте. Если бы я остался в Ирландии, я не был бы сегодня так несчастен.
– Мы с Гасси следующей весной едем в Англию, в школу, – сказал Николас, – а вот этот молодой человек, – он покровительственно потрепал Эрнеста по макушке, – останется в «Джалне», вместе с братиком.
– Нет, не останусь! Ни за что! – увернувшись от трепавшей его голову руки, крикнул Эрнест. – Да я отсюда раньше вас сбегу.
Мадиган выглядел как воплощение печали.
– Нет ничего хуже, чем школы в Англии, – сказал он, – если только это не школа в Ирландии. Я как раз в такой учился.
– Папа говорит, что мы многому научимся.
– Вы научитесь стоически переносить ежедневные побои – и это только после первой четверти, во время которой вы каждую ночь будете плакать, пока не заснете.
– Почему нас будут бить? – не моргнув глазом, спросил Николас.
– Для развлечения, – сказал Мадиган. – Старшие мальчики бьют младших, развлекаясь их страданиями.
– Но не будут же они бить девочку, – сказала Гасси.
– Есть вещи похуже физической боли, – сказал Мадиган. – Для меня, например, побои были не так страшны, как нравственное унижение.
– Расскажите нам, пожалуйста, – сказал Эрнест. – Я так люблю слушать про страдания.
– Знаете, я не голоден, но меня мучает ужасная жажда. Как думаете, у вашего папы в графине, который стоит в буфете, не могло остаться капли виски? Только ради бога, чтобы слуги вас не услышали, потому что если эта женщина Базби обнаружит, что я здесь, обязательно захочет со мной встретиться.
– С вами хотят встретиться ее отец и братья, – сказала Августа.
Мадиган некоторое время выглядел подавленным.
– А голубь все еще живет у тебя? – спросил он.
– Он радость моей жизни, – чинно ответила Августа.
Николас пробежал два пролета ступенек – верхний, для носкости покрытый линолеумом, и нижний, устланный красным «вильтоном». Вскоре он вернулся с графином, до половины наполненным шотландским виски, и бокалом. Мадиган налил себе выпить.
– От чистого мне больше пользы, – сказал он и осушил бокал.
– Гасси, ты сказала «радость», – начал он. – Что касается меня, я перестал чувствовать эту эмоцию, но рад слышать, что голубь приносит тебе радость. А ты, Николас? Есть что-то, что приносит радость тебе?
– Ходьба на снегоступах. Когда я в лесу на снегоступах, меня переполняет радость.
– А ты, Эрнест?
– Мне радостно от того, что вы снова здесь, – сказал мальчик.
На глаза Мадигана навернулись слезы. Рука с бокалом задрожала. Дом безмолвствовал, весь в снегу. Августа положила свои изящные, чистейшей белизны руки со сплетенными пальцами на стол перед собой.
– Не допустите, чтобы родители отправили вас куда-то учиться. Вы можете погибнуть от тоски по дому. С вами будут плохо обращаться, и вы будете несчастны.
– Что же нам делать? – спросила Августа.
Мадиган осушил второй бокал.
– Я бы на вашем месте сбежал, – взглянув на янтарную жидкость в графине, сказал он.
Августа не сводила глаз с покрытого снегом оконного переплета.
– Как? – пробормотала она.
– Советую вам, – сказал Мадиган, – надеть вот эти замечательные снегоступы и скрыться в лесу. И никогда не возвращаться. – Он положил локоть на стол, а голову опустил на ладонь. Он выглядел смертельно усталым.
– Выпейте еще, – предложил Николас.
Мадиган отказался с достоинством.
– Мне необходима свежая голова, – сказал он. – Я должен найти свои сбережения. И уйти отсюда до рассвета. – Он поднялся и не очень твердой походкой направился в свою бывшую спальню, дети за ним. Августа шла медленно, склонив голову, и волосы обрамляли ее бледные щеки; она будто бы глубоко задумалась о чем-то очень далеком. Николас твердо шагал рядом, словно мог справиться с чем угодно. Эрнест, нежный, но упорный, шел последним.
– Извините, но здесь спит мой голубь, – сказала Августа Мадигану. – Я не могу взять его к себе, потому что он усядется мне на подушку.