Новые времена

– Давайте я все объясню, – предложил Тайт.

– От тебя мне объяснений не нужно. – Под неодобрительным взглядом Филиппа спасовал бы кто угодно, но лицо Тайта было невозмутимым. Он обратился к Уилмоту:

– Вы меня знаете, босс, и понимаете, что я не совершу позорящих вас действий. Мы разыгрывали религиозную сцену. Расчувствовались и увлеклись. Босс, это так прекрасно – испытать душевный подъем от религиозных чувств.

– Отведи Аннабелль в ее комнату, – коротко приказал Уилмот. Он стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал, как Тайт уводит рыдающую мулатку. – Я ужасно сожалею о происшедшем, – добавил он, обращаясь к Аделине.

– Все это наглядно показывает, что смуглые расы не в состоянии себя контролировать. Будь я здесь, взяла бы все в свои руки и сцена получилась бы по-настоящему религиозной. – Глаза у Аделины блестели. Она с интересом изучала крест, на котором до этого был распростерт ее сын.

– Да ты бы прыгала и кричала не хуже остальных, – вполголоса пробурчал Филипп.

Нечасто случалось, чтобы детей вечером везли в больших красных санях со шкурами бизона. Но сейчас они уютно устроились на заднем сиденье, до самого подбородка укрытые мехом, их раскрасневшиеся щеки пощипывал ледяной воздух, а в уши лился разноголосый звон санных бубенцов. Ясная вечерняя погода усиливала каждый звук и каждый образ до полного великолепия. На темно-синем небе взошла луна, в свете которой деревья отбрасывали тени на сверкающий снег, а гривы лошадей были как летящий металл.

Аделина наслаждалась стремительным полетом по гладкой дороге, безграничной сверкающей пустыней.

– Филипп, нельзя ли поехать длинной дорогой, мимо церкви? В такой вечер я обожаю кататься в санях. Словно вся земля принадлежит нам одним.

И они поехали длинной дорогой, а Неро побежал короткой, и, когда они со звоном пролетели по подъездной дорожке между рядами покрытых снегом сосенок и елей, ждал их на крыльце. Аделина и дети пошли в дом (Эрнест был такой сонный, что буквально валился с ног), а Филипп отвез лошадей и сани в конюшню.

Когда он вернулся пешком и снег скрипел под его размашистым шагом, лунный свет все еще лился на мир, и земля казалась крошечной по сравнению с мощным величием луны. Филипп вошел в дом и прислушался. Семья находилась в гостиной, оттуда доносился шум и голоса.

– Мама, я хочу есть, – тоненьким голоском сказал Эрнест.

– Я тоже, – ответила Аделина. – От катания в санях появляется аппетит.

Вдоволь насладившись поездкой, она позабыла о позорной сцене в доме Уилмота и теперь широко улыбалась детям. Все сняли с себя теплую одежду, и, стоило Аделине устроиться в кресле, Николас, опустившись на колени у ее ног, помог ей стянуть меховые сапожки, а Эрнест забрался к ней на руки и повторял: «Мама, я хочу есть». Неро схватил теплый сапожок, хорошенько его встряхнул и унес под диван.

От двери раздался звучный голос Филиппа:

– Значит, вот как вас тут наказывают, молодняк. Ну, поубавится у вас бодрости, когда вами займусь я.

– И еще поубавится, когда вами займусь я, – вставила Аделина. Столкнув Эрнеста со своих колен, она потянулась, чтобы отвесить оплеуху Николасу.

Он увернулся.

– Мы вообще не виноваты. Это Тайт и Аннабелль. Она что-то похожее видела на Юге, – сказал мальчик.

– Вам не следовало участвовать в таком представлении, – сказал Филипп. – Эта пара подает вам плохой пример. Хорошо, что вы – все трое – отправляетесь весной в Англию, в школы, где вас воспитают так, как никогда еще не воспитывали.

Мысль о том, чтобы остаться дома, когда Августа и Николас уедут в Англию, была невыносима для Эрнеста. Но сейчас известие о том, что он тоже едет с ними в ужасающую английскую школу, прозвучало еще страшнее. Как всегда, если Эрнест расстраивался, его организм настойчиво требовал пищи.

– Я хочу есть, – ныл Эрнест.

– Спать! Всем! – приказал отец.

– Спасибо за чудесную прогулку в санях, – сказал Эрнест.

– Прогулка в санях, – заметил Филипп, – была на радость маме. А вы оказались там случайно. – Он улыбнулся в светлые усы. – Считайте, вам повезло, что до утра вас не взгреют.

На него взметнулись три пары печальных глаз.

– А утром взгреют? – спросил Эрнест.

– Перед завтраком, – подумав, сказал Филипп. – Бритвенным ремнем.

– А Гасси? – поинтересовался Николас.

– С ней мама разберется.

– Я бы предпочла, чтобы ты, папа, – степенно сказала Августа.

– Что? Ты бы предпочла, чтобы я?

– Да, папа.

– Аделина, ты слышишь?

– Видишь ли, меня они очень боятся. – В голосе жены звучали самодовольные нотки.

– Ну можно мне маленькую сухую корочку хлеба? – попросил Эрнест.

Филипп вскочил, сквозь широкие двери прошел в столовую и вернулся, неся емкость с печеньем в виде деревянной бочки с серебряными ободками.

– Вот, возьмите, – сказал он, – но есть будете у себя. А теперь немедленно в постель.

Он вытащил Неро из-под дивана и отнял у него сапожок Аделины.

– А пряжка где? – строгим голосом обратился он к псу, который тут же выплюнул недостающую деталь.

Августа отнесла сапожок матери и спросила ее:

– Мама, не могла бы ты сообщить мне, какое будет наказание?