Новые записи Ци Се, или о чем не говорил Конфуций

Помимо «сцепления» рассказов с помощью «рассказчиков» Юань Мэй использует ряд других приемов «сцепления». Наиболее часто употребляется тематическое: так, № 158 и 159, 192 и 193, 265 и 266, 361 и 362, 408 и 409, 514, 515 и 516, 577 и 578, 600 и 601 «сцеплены» темой «предсказаний»; № 1, 2 и 3 — темой поисков духом мертвого «замены» себе; № 102 и 103, 451 и 452, 650 и 651 — темой «небо карает»; № 5 и 6, 189 и 190, 925 и 926 — темой вещего сна; № 316 и 317, 328 и 329, 351 и 352, 387 и 388 — темой мести духов мертвых живым; № 579 и 580, 677-680 — темой мошеннических проделок и т. д.[197]. Иногда рассказы сцепляются «местом действия» (так, действие рассказов № 74 и 75, 230 и 231, 236-238 происходит в царстве мертвых; № 129 и 130 — в «ином мире»; № 605 и 606 — в чужих странах и т. п.), есть и «жанровое сцепление»: так, № 900-905 относятся к жанру «заметок», как и № 822-824 (причем здесь есть и тематическая связь — это заметки о чудесных местностях, так же как и в заметках № 591-593 — об обычаях народности ли).

Таким образом, несмотря на явную «случайность», в расположении материала в коллекции Юань Мэя, где рассказ о чудесном происшествии соседствует с этнографической заметкой или анекдотом, все-таки некоторые внутренние связи в ней существуют.

В разделе I довольно подробно говорилось об интересе Юань Мэя к истории и о его записях на различные исторические темы в Суй би. Этот интерес нашел отражение и в «Новых [записях] Ци Се»: в сюжетных рассказах, а также заметках на этнографические, философские и исторические темы (№ 511, 684, 689, 912, 956, 959, 961). Так, в рассказе № 27 Юань Мэй, вопреки традиционной точке зрения[198], утверждает, что потомок чуских князей Хуай-ван, принявший имя И-ди, был убит не по приказу «вана — гегемона Западного Чу» Сян Юя, а по повелению первого императора династии Хань, Гао-цзу, который это преступление «свалил на Сян Юя».

В рассказе № 190 танская императрица У-хоу является во сне человеку, чтобы поблагодарить его за то, что он защищал ее от обвинений в развращенности.

Стремление к выяснению до конца какого-либо обстоятельства, заинтересовавшего самого Юань Мэя, подчас граничащее с ученым педантизмом, отличает и рассказ № 205, где отсутствие в г. Люйчэн храма в честь Гуань-ди объясняется тем, что этот город был построен врагом Гуань Юя — полководцем Люй Мэном (см. также рассказ № 25, где выясняется этимология выражения «торговец контрабандной солью», а также рассказы № 283 и 260).

Иногда рассказы о снах дают возможность Юань Мэю выступить против обычаев его времени (например, № 236 — сановнику снится, что его пригласили в царство мертвых, чтобы он вынес приговор князю древности, который ввел в моду бинтование ног женщинам), или (иногда в крайне фраппантной манере) против общепринятой морали (рассказ № 665), или, наконец, против «священных книг» конфуцианского канона (рассказ № 59, в котором предку Юань Мэя во сне является дух Тун Сяня — любимца ханьского императора Ай-ди, погубленного Ван Маном, и говорит, что Бань Гу в «Истории ранней династии Хань» неправильно осудил его, резко обличает Ван Мана и даже намекает на то, что «Книга чжоуских установлений» (Чжоу-ли) является подделкой Лю Синя, сделанной им в угоду Ван Ману). Если учесть, что пересмотр конфуцианского канона и постановка вопроса о его аутентичности были весьма актуальны для школы Дай Чжэня и других китайских просветителей этого времени (как позднее для реформаторов), то можно согласиться с мнением В. Эберхарда о том, что критика Юань Мэем неточной традиционной историографии, необъективных традиционных исторических оценок и авторитетов носила и политический характер[199].

В нескольких рассказах Юань Мэя содержатся прямые выпады против социальных условий его времени, критика жестоких или нечестных чиновников. Так, в рассказе № 7 мы находим фразу, направленную против правительства, не облегчившего налоги в годы длительной засухи: «В уезде Фэнду много лет подряд засуха, силы народа истощены, он не в состоянии вносить даже установленные двором императора государственные налоги...» В рассказе № 188 говорится: «Кто скажет, что чиновники в царстве мертвых честнее чиновников в царстве живых?»

Очень существенным кажется нам упоминание о жестоко подавленном маньчжурами крестьянском восстании, поднятом в 1661 г., в провинции Шаньдун под предводительством крестьянина Юя Седьмого (рассказ № 682): «Во время мятежа Юя Седьмого в Шаньдуне погибло много людей. После усмирения мятежников соевые бобы, выросшие в поле, напоминали лица различных людей: старых, молодых, мужчин, женщин, красивых, уродливых. Уши, глаза, рты, носы — все у них было. А от шеи вниз — все было в крови. Люди прозвали их „бобы с человеческими лицами“».