Новые записи Ци Се, или о чем не говорил Конфуций

Заметки, в которых отсутствует элемент фантастики, написаны на философские темы или повествуют о надписях, редкостях, древних могилах; но наибольший интерес представляют этнографические заметки о различии брачных обрядов на севере и на юге Китая, о жителях о-ва Хайнань, изготовляющих губные гармоники, об обычаях других народностей (в этом отношении наиболее интересны заметки № 591, 592, 593, посвященные описанию обычаев народности ли). Следует отметить, что наряду с этнографически достоверными сведениями, сообщаемыми Юань Мэем в заметках такого рода, встречаются ни на чем не основанные выдумки, приписывающие тем или другим народам совершенно не свойственные им обычаи. Так, в заметке № 585 он сообщает, что ни одна сиамская девушка не выйдет замуж за юношу, который до брака с ней не состоял «в брачных отношениях» с ослицей; заметка № 620 кончается таким образом: «Большинство жителей Цейлона ходят голыми. У тех же, кто надевает платье, кожа и мясо обязательно начинают гнить» (см. также № 407 и 622). Сведения, сообщаемые о народностях, живущих на территории Китая («своя» земля — центр цивилизации), достоверны; сведения о «чужих» землях, населенных «варварами», фантастичны и невероятны[184]. Понять, почему Юань Мэй изображает обычаи чужих народов как нелепые, иррациональные, подчас просто непристойные, помогает разработанная Ю. М. Лотманом концепция пространства художественного произведения, как моделирующего «разные связи картины мира: временные, этические и т. п.». Положение о гом, что «в той или иной модели мира категория пространства сложно слита с теми или иными представлениями, существующими в нашей картине мира как раздельные и противоположные», Ю. М. Лотман иллюстрирует примером наличия «в средневековом понятии „русской земли“ признаков не только территориально-географического, но и религиозноэтического характера, дифференциального признака святости, противопоставленного в „чужих землях“ греховности одних и иному иерархическому положению на лестнице святости других»[185]. «Чужая» земля, культура описываются как хаотические, неупорядоченные настолько, что им может быть не свойственна даже целостность организма. Отсюда многочисленные описания уродов, и в частности человеко-зверей, как в средневековых географиях; таковы люди с собачьими головами, встречающиеся, например, в европейском «Романе об Александре»[186]. Эта же черта может прослеживаться в виде «нелепости» чужой культуры (как в № 585 и др.). Противопоставление «чужой» культуры «своей» связано также с оппозицией «природа — культура» (в терминах К. Леви-Стросса); это объясняет роль, которую в заметке № 620 играет такой внешний знак культуры, как одежда.

«Реальное»[187] географическое пространство в коллекции Юань Мэя тесно связано с местами службы писателя или поездок его по стране. Крайне характерно в этой связи, что больше всего рассказов имеют местом действия провинции Чжэцзян (родину писателя), Цзянсу (где он служил и где находился его знаменитый сад — Суйюань) и Хэбэй (Юань Мэй часто бывал в Пекине). Таблица 1 показывает это наглядно; отметим, что место действия указывается в 742 рассказах (77,8% случаев).

Таблица 1

Хорошо известно, что в сборниках рассказов о необычайном указание на место и время действия служило как бы подтверждением достоверности тех странных и невероятных случаев, о которых повествовал автор[188]. В этой связи небезынтересно отметить, что у Юань Мэя процент рассказов, в которых указано время действия, значительно ниже, чем у других современных ему авторов коллекций подобных рассказов[189]: из 953 рассказов время действия обозначено только в 336 (т. е. в 35,2%[190]), причем в ряде случаев оно указывается не прямо, а «выводится» из упоминания какого-либо персонажа или рассказчика, чьи даты жизни известны как современникам писателя, так и исследователю коллекции. Видимо, Юань Мэю не так уж важно было убедить своего читателя, что он рассказывает правду, «быль».

Приводимая таблица временного распределения (табл. 2) в рассказах Юань Мэя показывает, что «сюжетное время» (т. е. время, когда происходили события, о которых идет речь в рассказах) в основном концентрируется во второй половине XVIII в. — время жизни самого Юань Мэя. Таким образом, мы имеем дело с «открытым», по выражению Д. С. Лихачева[191], временем, связанным с временем историческим, соотнесенным с точно обозначенным историческим отрезком времени.

Таблица 2

Как уже отмечалось, Юань Мэй избегал авторского вмешательства в повествование, а тем более авторских оценок описываемых им событий; он вообще довольно редко упоминает о себе в рассказах, но отдельные, хотя и редко встречающиеся даты дают дополнительные сведения о его жизни (см. рассказы № 51, 54, 83, 391, 432, 906, 940).