Новые записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

Сейчас спущусь вниз, в столовую, с тортом Эверта и двумя тортами, которые специально купил вчера. Многая лета, Хенк!

ВОСКРЕСЕНЬЕ 6 сентября

Вчера, в пять часов вечера, клуб СНОНЕМ с двумя нашими шоферами Стефом и Эдвином отправился в модный ресторан “Строп”. На ужин в честь моего дня рожденья. “Строп” располагается в бывшем баре при стадионе, да к тому же еще и заботится об окружающей среде: сало для оладий до последнего момента весело роется в грязи на соседней полянке. Для дам и господ, которые не ценят оладий, в ресторане готовят салаты и рыбу. Превосходное пиво варят в собственном подвале, винцо отличное, десерт легкий. В общем, супер. Правда, чтобы достичь входной двери, нужно подняться вверх по склону. Эдвин и Стеф честно заработали свои оладьи: из-за поломки лифта им пришлось каждого из нас втаскивать на второй этаж. А на обратном пути удерживать наши роляторы и инвалидное кресло, чтобы мы на большой скорости не врезались в свинарник.

Мне вручили подарки, Граме и Риа произнесли заздравные тосты. Я немного стеснялся, оказавшись в центре внимания, но честно признаюсь: повеселились мы на славу. Впервые в жизни я попробовал японские оладьи. Вот уж не думал, что когда-нибудь приобщусь к такой экзотике.

И обошлось все удовольствие в 300 евро за десять человек.

Сравните эту сумму с другой: газеты пишут, что на прошлой неделе, во время резкого падения китайского и других фондовых рынков, за два-три дня испарились 5000 000 000 000 долларов. В пересчете – 4,4 триллиона евро. Исчезли. Пропали. Газеты часто указывают суммы в долларах и для нас пересчитывают их в евро. По логике вещей, для стариков вроде меня хорошо бы пересчитывать их еще и в гульденах. В данном случае, по моим подсчетам, получается примерно 10 триллионов гульденов. Так-то. Теперь мы, по крайней мере, имеем представление о потерях на бирже.

ПОНЕДЕЛЬНИК 7 сентября

Госпожу Лангефелд поймали на краже ложки. Когда она после ужина направлялась к лифту, дежурная сестра попросила разрешения заглянуть в корзинку ее ролятора. Госпожа Лангефелд разрешения не давала. Тут подоспела глава хозяйственной службы, извлекла из корзинки ложку, представила ее на всеобщее обозрение и немедленно препроводила госпожу Лангефелд в свой кабинет. Чуть позже господин Дикхаут компетентно сообщил, что при домашнем обыске в комнате Лангефелд было обнаружено шестьдесят пять ложек и вилок из столовой. Дикхаут, притаившись за дверью в коридоре, подслушал громкие вопли изумленных сестер, обнаруживших целый ящик, полный столовых приборов.

Подозреваю, что исчезновение вилок и ложек стало настолько очевидным, что персонал получил задание провести небольшое расследование.

– Мужчины – охотники, женщины – собирательницы, – резюмировал господин Дикхаут после того, как публично пригвоздил госпожу Лангефелд к позорному столбу.

Животрепещущий неразрешимый вопрос: зачем человеку шестьдесят пять вилок и ложек? Я сочувствую госпоже Лангефелд. Другие обитатели нашего дома считают, что нужно было вызвать полицию.

Мы думали, что наша футбольная команда достигла дна, но нет: Нидерланды проиграли Турции со счетом 3:0. Небольшая, но сплоченная группа болельщиков вчера пропустила ужин, чтобы посмотреть матч. После окончания игры мы испытывали не только голод, но и горькое разочарование. Эверт сказал, что даже он, в своем инвалидном кресле, сыграл бы лучше, чем эти гребаные татуированные футбольные миллионеры. Он и впрямь был страшно зол.

– В последнее время турецкому народу приходится туго. Наш проигрыш немного взбодрит его. Не так ли, Эверт?

Эверт предложил мне заткнуться.

Зато порадовались турок-уборщик и, разумеется, господин Окжегульджик. Но он тактично воздержался от бурного ликования.

ВТОРНИК 8 сентября

Вчера за столом позади меня сидели три дамы. Рядом аккуратно в ряд стояли их роляторы. Одна из дам спросила меня, какой сегодня день.

– Понедельник, седьмое сентября, – сказал я.

– Понедельник, седьмое сентября, – громко повторила она, обращаясь к своей соседке.

– Понедельник, седьмое сентября, – еще громче сообщила та своей соседке.

– Понедельник, седьмое сентября, – сообщила мне эта третья дама.

Я подтвердил.

Минут через пятнадцать приковыляла еще одна дама.

– Я думала, по вторникам вы заходите к мужу, – сказала дама номер 1.

– Конечно, захожу, каждый вторник. Но сегодня понедельник.

– Так сегодня понедельник? Сейчас спрошу.

– Сегодня понедельник? А я это уже спрашивала? – спросила меня дама номер 1.

– Мне все равно, – сказал я. – В самом деле, понедельник. Понедельник, седьмое сентября.

Приходится иногда проявлять терпение.

Теперь мне все труднее вести дневник. Боюсь, это творческий кризис. (Лично у меня книги о писателях, склонных к творческим кризисам, вызывают глубокий читательский кризис.) Нужно продержаться еще немного. Ведь я обещал самому себе довести дневник до 31 декабря, вдохновляясь прекрасным (но неосуществимым) заветом Кафки: “Книга – ледоруб для замерзшего моря души”.