Наиболее часто цитируемый среди псалмов проклятия (см.: «Вступление») этот псалом всегда вызывал живейший интерес. Многие комментаторы не преминули объявить его противоречащим христианским идеалам, духу Евангелия, а некоторые попытались даже нивелироать его ригоризм, рассматривая 6—19 как цитату из проклятий, произнесенных врагами автора псалма против него. Вообще в псалмах довольно трудно бывает определить, когда кончает говорить один субъект и начинает другой, однако здесь случай, кажется, более ясный: 1) переход от врагов во множественном числе (2—5) к единственному врагу (6—19) находит свою параллель в Пс. 54. 2) Отнесение ст. 6—19 к высказываниям врагов автора псалма не решает проблемы, потому что в ст. 20 псалмопевец выражает эти чувства сам, кроме того, в ст. 6—19, в принципе, нет ничего такого, что не встречалось бы в других местах Библии. 3) Далее, текст из Деян. 1:16–20 хорошо согласуется с данным псалмом по общему духу, а ст. 8 цитируется апостолом Петром как направленный прямо против Иуды. Как и во многих других псалмах, жизненный опыт Давида служит предвестием появления Божественной Личности, Иисуса Христа, Который и произнесет эти слова проклятия.
Итак, противоречит ли данный псалом духу и идеалам Нового Завета? 1) Псалмопевец не отрицает необходимости любви: ст. 4—5 начинаются и завершаются заявлением о его любви
к своим врагам, а настоящее время глаголов указывает на то, что это чувство сохранялось на протяжении всего периода вражды. Возможно, дело здесь не в отступлении от заповеди любви к ближнему (Мф. 5:44), а в неверном понимании нами этой заповеди. Разве перестал Господь Иисус любить Своих врагов, когда Он предал их гневу Агнца (Отк. 6:16)? 2) Псалмопевец не мстительный человек — ни на словах, ни на деле. Он говорит (4): «Я молюсь», т. е. он постоянно находится в молитвенном состоянии. И он не собирается мстить. На злобу врагов он отвечает тем, что предает их Богу, оставляя место гневу Божьему, о чем прекрасно сказано в Рим. 12:19. Даже если бы его молитвы оказались в чем–то достойными осуждения по слову или духу, все же его путь не идет ни в какое сравнение с современными жестокими методами расправы с врагами. 3) Но заслуживают ли его молитвы осуждения? Нам не нравится не сам факт существования его молитв, но скорее тот натурализм (а может быть, реализм), который характерен для них. Когда в нашу жизнь вторгается враждебность и неприязнь, это побуждает нас обратиться к Богу со словами: «Господь, помоги мне полюбить моих врагов, как учил Иисус, и, пожалуйста, разреши эту проблему за меня». Псалмопевец смотрел на это более реалистично: как Бог может «разрешить проблему» иначе, чем это открыто в Его слове? Лживые обвинители заслуживают того, что они замышляли (Втор. 19:16—19, ср.: ст. 2 и 6); отступившие от законов и уставов Божьих лишаются наследия на земле (Втор. 4:1, ср.: ст. 8); грешники приносят беды на головы своих потомков (Исх. 34:7, ср.: ст. 9—12). Если мы уходим от реальности, выраженной в этой молитве с позиций библейского реализма, мы должны, по крайней мере, осознавать это.Но такая наша позиция вполне понятна и хорошо согласуется с предостережением апостола Павла (Еф. 4:26) о том, что гнев соседствует с грехом. Дж. Л. МакКензи (American Ecclesiastical Review, III,
1944. P. 81—96) говорит, что проклинающие псалмы не являются для нас образцом не из–за своего несовершенства, но по причине своей возвышенности… которая для нас просто недосягаема.1—5 Молитва о вмешательстве Бога.
В страшное время жизненных испытаний духовное состояние автора псалма не меняется: он продолжает воздавать хвалу Богу (1) и молиться (4), поститься (24) и публично славить Бога (30). Нередко в менее сложных условиях наша духовность не выдерживает давления обстоятельств. Более того, перед лицом клеветников и злопыхателей, враждебности и активных нападок («вооружаются против меня», 3), он сохраняет любовь к своим врагам (4—5), не опускаясь до того, чтобы отвечать им их же оружием.