Новый элемент

В какой-то момент сотрудники нашего предприятия начали странно на меня коситься. И я бы соврал, если бы сказал, что на это не было причины: постоянно потрёпанный и перемазанный чем-то халат, похудевшее и вытянувшееся лицо, тёмные круги под покрасневшими глазами похожие на чёрные дыры, многодневная щетина.       Сутулый и хмурый, я был похож на посланника смерти, жнеца, пришедшего за грешными душами. И некоторые неравнодушные коллеги участливо, но в то же время немного боязливо интересовались о моём самочувствии и предлагали взять отпуск. А я лишь отмахивался, дожёвывая какую-то чёрствую, сухую булку и запивая её, кажется, миллионной чашкой кофе. Времени отвлекаться на всякую ерунду вроде отдыха у меня не было. Ведь с каждым новым походом за образцами в больницу, мне давали их всё менее и менее охотно.

Но вот спустя три чёртовых месяца беспрерывной работы передо мной стояла идеальная модель контейнера для космической модификации урана. Она единственная прошла экспериментальный период и смогла продержать в себе атомную энергию больше трёх суток. Но сначала, признаться, надежды на этот прототип тоже было мало. Потому что предыдущий, 148-ой, расплавился сразу после соприкосновения с инопланетной материей. А ещё раньше тестовое устройство кристаллизовалось и, как только я коснулся его, рассыпалось на тысячи маленьких осколков. Я уже не говорю, сколько взрывов было пережито мной на пути к заветному и такому долгожданному успеху. Только вот воспоминания о нём какие-то слишком размытые и нечёткие. А, может быть, дело в лёгкой праздничной дымке счастья, эйфории и безумия.

Помню, как пришёл в очередной раз на полигон, почувствовав сочувствующий взгляд в спину. Помню, как провёл неизменный ритуал: достать «ингредиенты» из коробок, переложить хрустальный шар в открытую, специально подготовленную ёмкость и варить до полной готовности. Ну, то есть ждать, пока он в очередной раз не разлетится во все стороны. Но прошёл час, два, пять часов, а перемещённый из герметичного контейнера сгусток продолжал медленно и лениво плавать внутри небольшого железного ящика. Удивлённый и настороженный такой реакцией, я перенёс некоторые данные в толстенный блокнот и, спрятав модель в ящик, перенёс её обратно в свой кабинет. В тот момент я думал, что если уж она взорвётся и приведёт-таки к моему увольнению, то пусть это случиться грандиозно.

Вот только сменившиеся условия никак не повлияли на прототип под номером 149. Помещённый в темноту моего огромного шкафа, он лишь засветился чуть ярче обычного. Так продолжалось три следующих дня. И тогда, потряся для уверенности ящиком над головой, я понял: свершилось. Я наконец-то изобрёл контейнер для урановой энергии.

Счастливый и запыхавшийся, утирающий выступающие слёзы радости, я вбежал в кабинет куратора и… с грохотом опустив ему на стол ладони, попросил дать мне отгул на один день. Ну а что? Мне кажется, я заслужил немного времени для того, чтобы хотя бы вернуть себе человеческий облик. И немного уложить в голове тот факт, что после стольких лет работы, мир наконец-то сможет увидеть моё произведение искусства. И хотя НК-912 хотел возразить и напомнить, что до отпуска осталось меньше полутора недель, он лишь устало вздохнул и поставил свою размашистую роспись на специальном документе. Это, конечно, выходило за рамки правил компании, но немного безумный блеск в глазах подчинённого, говорил ему о том, что он поступил справедливо и правильно. Негоже доводить своих работников до изнеможения, даже если они сами были тому виной.

Придя домой и скинув с себя впервые за долгое время чистый халат, я, всё ещё взбудораженный и окрылённый, лёг на кровать, всматриваясь в невидимый узор на потолке. В тот момент мне казалось, что над моей головой звёздное небо. Не то, от которого свет преломляется прямо в глаза, а другое – настоящее. Свободное и прекрасное. Прикрыв глаза и втянув носом вроде бы душный и спёртый воздух квартиры, я почувствовал, как ноздрей касается лёгкий, немного пьянящий запах ночи. Несуществующий ветер гладил мои растрёпанные, грязные после многих дней работы волосы, а в ушах шумел шелест листьев. В тот самый момент, лёжа на своей кровати и чувствуя дыхание далёкой природы, я ощущал себя самым счастливым человеком на свете.

И длилось это счастье ровно 36 часов.

Весь день выпрошенного отгула я провёл дома: очень много спал, ел, смотрел какую-то старую комедию, продумывал план составления и подачи официальной документации моего изобретения и опять спал. Большую часть времени я пытался восстановить ту энергию, которую у меня забрали захватывающие, но, признаться, очень трудные рабочие будни. А на следующее утро, проснувшийся полный сил и готовности снова приступить к работе, я узнал, что пока меня не было, наше предприятие ограбили…И в этот момент рухнуло всё.